«Ещё не забыл меня?» — поймал он себя на мысли: какие-то чужие проникли в его подсознание, принадлежа амазонке. Их, как голос, не мог спутать ни с каким другим. И звучали мелодично. Душа аж запела, а сердце… Оно-то и подсказало ему: это никакой не обман. Он чувствовал ту, без которой больше не мог жить. И разлука даже на непродолжительно время далась ему тяжело. Но пока не видел её, как никто иной рядом с ним. Зато слышал. А она по-прежнему оставалось в тени. Знать ироды уже близко — снова сели им на хвост, и требовалось готовиться к новой схватке с ними.
* * *
Спустив своих нагров, Ирод-вожак заставил собственных тварей взять след беглецов, и они не подвели, в отличие от цепных псов пеших воинов. Всё-таки твари наездников с погонщиками отличались боевым навыком — и был велик у них даже в сравнении с ними.
Они нашли ту, с кем он жаждал поквитаться вперёд остальных чужаков и дикарей. Злобно и самодовольно зарычал, извещая о скором столкновении, и что оно неизбежно. К тому же ландшафт местности был неведом амазонке, и она сама оказалась в западне. Впереди обрыв, а позади…
Из дымки возникли ироды и приближались неспешно, выверяя каждый шаг. Маграх ликовал. Со всеми его воинами разом амазонке не совладать. Те, что не имели метательного оружия, выдвинулись вперёд на передний край, продолжая идти за ним — рассыпались, как и те, кто остался позади них в арьергарде, и уже угрожающе размахивали пращами, сотрясая воздух.
Мешкать вожак иродов не стал, разбив силы боевого клана на два отряда, один из которых возглавил иной всадник. И оба помчались с разных сторон на амазонку, пустив по центру тварей с псами.
Та ещё странно улыбнулась, словно насмехаясь над иродами, нисколько не думала убегать от них. Не в пропасть же ей было бросаться, когда это поняли всадники. И если помощник вожака притормозил, то Маграх и не подумал выказывать чувство страха, охватившего его в последний миг… жизни. Он налетел на амазонку, а столкновения не произошло. И вслед за ним в пропасть полетела его свора.
Последнее, что уяснил вожак иродов: амазонка растворилась, словно дымка миража. Это был её фантом, и она перехитрила его.
Из пропасти вырвался чудовищный рык, донёсшийся эхом до лидера, означавший только одно для него: теперь он возглавляет остатки клана, и по праву родства занял место сгинувшего вожака.
Возвращаться к подземелью бессмысленно. Не зря же ироды рисковали собственными жизнями, да и потом кто знает: может вперёд идти гораздо меньше, чем назад через всю долину. Ведь имела границы и одной послужила пропасть. Знать новоявленному вожаку стоит вести отряд вдоль неё, и они обязательно покинут её таким вот незатейливым образом.
Убедившись лишний раз, что старый вожак мёртв, новый покинул край обрыва, отметил одну особенность про себя — отныне все ироды взирали на него так, как недавно он сам на того, кто повелевал ими. Чувство оказалось сколь приятным, столь и не очень. Отовсюду сквозило завистью, ненавистью и предательством. Но это мелочи жизни, на которые в его положении не стоило обращать своего внимания, а отныне было выше его достоинства. Новоявленный вожак ответил презрительным взглядом тем, кто сейчас подчинялся беспрекословно ему, наказал идти следом, пустив вперёд себя собственную свору нагров.
Торопиться ироды более и не помышляли, им главное было выбраться из этого опасного места живыми, а время покажет, кто окажется прав — они или беглецы. В нормальных условиях двуногим приматам из числа примитивов не уйти от них. Скорость даже пешего ирода в разы выше, чем у дикарей, тем более у чужаков. И могли передвигаться скачками, покрывая за один такой шаг три-четыре метра — пускай и на коротких отрезках дистанции, как спринтеры. Но зато самое оно при преследовании, когда нападут на след пропажи.
* * *
Мих не мог поверить тому, что почувствовал. Но теперь одного осознания близости амазонки ему было недостаточно. Хотелось чего-то большего — узреть её, а и не только — не прочь был ещё обнять и… даже расцеловать. А точнее поцеловать.
«Не слишком ли ты торопишься?» — озадачила Астра, играя его воображением.
От него сейчас исходили те же мысли, кои она ранее уловила от напарника. И копнула слишком глубоко, забравшись в самые потаённые уголки души практикантропа.
«Я… — и не думал оправдываться Мих. — Да ты хоть знаешь, что чувствовал я, пока тебя не было с нами! А до сих пор не вижу! Покажись… будь столь любезна! Не томи…».
«Немного терпения и… Аз воздастся! Всем по их заслугам!»
«Знать ироды уже поплатились? Что ты сотворила с ними? Расскажи! Поведай…».
«Что и заслужили! А всему своё время!»
«Всему — это чему? А тому, что я подумал в отношении нас?»
Сеанс общения мыслеобразами прервался.
— Блин… — не выдержал Мих, проявляя открыто свои эмоции.
— Забодал ты меня кормить ими-и-и… — простонал Зуб.
— Точно… — дошло до напарника: ему следовало попросить у Астры заняться им, а он… поступил некрасиво даже в отношении амазонки.
«Прости… если сможешь! А забудь всё, что было меж нами…».
«Уже? Так быстро отказался от меня? И вообще, что означает — было? Когда пока что ничего… особенного!» — озадачила она.
Мих опасался сделать, а скорее подумать что-нибудь ещё не так.
«Я — дурак!..»
«Нет, ты — чудак, а больше не чужак! И всё это — в прошлом!» — вновь откликнулась амазонка.
«Вот как! А что нас ждёт в будущем?.. Всех…». — быстро исправился Мих.
«Столь далеко я не заглядывала, но одно могу сказать точно — ничего хорошего!»
«Вот спасибо, умеешь ты обрадовать и так, что лучше бы просто огорчила, чем огорошила! А без слов убила! Одними мыслями!»
«Но я же не сказала, что надо готовиться именно к кончине!»
«То-то и оно: ты вообще не говоришь — молчишь, а точнее мыслишь! И мне это, как и моим спутникам — непривычно!»
«Хорошо, я попробую испариться!»
«Давно пора, а то можно решить: тебе уста нужны чтобы жевать — и ни на что больше непригодны!»
«А как же относительно тех мыслей, которые я уловила от тебя — вы как-то касаетесь ими и притираетесь с помощью языка! Вам непротивно слюнявиться?»
В ответ насмешка и не только мысленно, а и отобразилась на лице практикантропа.
— Чё — ха-ха… — было не до смеху Зубу.
— А… — отвлёкся напарник на него.
— Я говорю: хреново мне, а у тя улыбка идиотская на лице!
— Да не горячись, Зуба, она не про твою честь…
— Кто бы сомневался, что те наплевать на меня! Вон слюни пустил! Чай не нюни! Да и меня ещё рано хоронить! Лучше скажи мне: где мы? И долго мне ещё трястись на этой скотине?
— Оказаться на земле — и в ней — всегда успеешь…
— Вот спасибо — и за откровенность! Кстати, где эта ненормальная, что немая, а?..
У Зуба полезли на лоб глаза. Ещё бы — и было из-за чего. Он вновь открыл рот, а из уст не прозвучало ни слова, даже звука не последовала.
— Доигрался? — снова отпустил ухмылку Мих и на этот раз в адрес напарника.
Ответ ему от Зуба пришёл мыслеобразом:
«Погоди у меня! А уж эта немая также поплатится! И ещё поплачете у меня!»
«Если только от смеха! Ха-ха…».
«Ну, Мих! А ещё друг! Этого я те никогда не забуду! Гадом буду, а не прощу…».
— У-у-у… — вырвалось у Зуба.
— Чё, совсем хреново?
— Я снова говорю! Ух… — не поверил напарник.
А Мих тому, что вновь увидел пропажу. Перед ними словно из воздуха материализовалась амазонка.
— Блин… — теперь уже выдал Зуб вместо друга.
— Ра… — сделала первые потуги амазонка на общении с практикантропами при помощи слов.
— Чё?! — не поняли её они. — А ты говоришь?
— Блин — Ра… — и указала кивком головы в небеса.
— А… солнце… — вспомнил Мих из истории, как в древности, а не только в Египте называли дневное светило. И даже слышал о гипотезе возникновения поклонения солнцу много раньше, что подтверждали раскопки на территории Урала поселения старинного городского типа датирующиеся 35–40 тыс. лет до н. э., а то много и древнее. Как отчасти удалось выяснить современным учёным: там поселились Арии — Анты — выходцы с Атлантиды. Чего никак не хотели признавать учёные во всём мире — мол: древняя цивилизация прежде обосновалась на территории ныне являющейся современной частью России в те далёкие и незапамятные времена, а не в Европе или Северной Америке. Для них уж лучше признать цивилизации майя и ацтеков в Латинской Америке, чем у нас, поскольку гордились тем, чего не имели — собственным превосходством. А чистой воды снобизм. И историю переписали нам немцы при Екатерине ІІ по той же причине.
