вряд ли справился бы. Зеленый змей засмеялся так довольно и говорит: «Прикольный ты мужик, Боря, что-то мне мешает тебя себе подчинить. У тебя выбор скоро будет – как решишь, так твоя жизнь дальше и сложится».
– И что же за выбор? – не выдержал Иванов.
– А ты слушай дальше. Я его о том же спросил. Змей рассмеялся опять и говорит: «Ну до чего же ты тупой мужик! Ладно, зайди вон за ту скалу, и посмотри, что сейчас будет».
– Так там еще скалы были, где можно спрятаться? – опять не выдержал ректор. – Ну ничего себе! А ты говоришь: «маленькое озеро»!
– Нормальное, но и не настолько большое, чтобы об этом стоило говорить, – недовольно ответил Котов. – Не перебивай! Так вот, встал я за скалу. Смотрю: а стена-то опять раздвинулась, и Оксанка вваливается. Смотрит так удивленно на змея, а тот ей говорит: «Не смущайтесь, Оксана Александровна, я могу все объянить вам с научной точки зрения». И сказал какую-то хрень, которую умный человек, такой как я например, ни за что не поймет.
– Про энерго-информационную структуру, возникшую из сонаправленных эмоций и мыслей группы людей, объединённой общей идеей? –спросил Акакий Мардариевич.
– Типа того. А ты значит тоже тупой, раз такие слова используешь? – с недоверием посмотрел на него Борис Николаевич.
– Умеренно, – усмехнулся Иванов. – Рассказывай дальше.
– А что дальше? Оксанке вся эта муть очень даже понравилась; он ей еще про символы сказал и значение символических действий, которые актуализируют скрытые в ней внутренние силы, чтобы она получила власть над этим университетом. Если на человеческий язык перевести, то нужно, чтобы она приплыла сейчас к нему на островок и поцеловала лапу…
– Приплыла? Ты же говоришь маленькое озеро!
– Конечно, небольшое, – недовольно ответил Котов. – Там метров пятнадцать всего и плыть-то. Другой вопрос, что консинстенция премерзкая получилась, в нее лезть стремно: не в том даже дело, что противно, а не знаешь, что с тобой будет: растворишься или заспиртуешься заживо…
– А что она?
– Она-то с большой радостью переплыла и лапу поцеловала. Тут у нее морда стала как у змея; надо сказать, что лучше, чем ее обычная-то…
– Так и ты это видел?
– И ты? – удивился бывший проректор. – Да, чувствую, что не зря ты меня позвал… Оксанке ее новая рожа почему-то не понравилась, но змей ее успокоил: сказал, что такой ее будут видеть только в особенно важных случаях. Потом я как-то ушел оттуда, сам не помню как… А потом был выбор, ты об этом должен помнить. Развела она меня тогда как лоха с этими сокращающимися…
– А вот и не развела: – возразил ректор. – Я ведь тогда, чтобы за тебя ей отомстить не сократил этих сто сотрудников, почти все до сих пор работают.
– Правда? – просиял Котов. – Значит все не зря было?
– Конечно, не зря. А ты что: правда совсем не пьешь и не куришь, и стал в церковь ходить?
– Да. А что у тебя случилось?
По мере рассказа Иванова лицо Бориса Николаевича становилось все более серьезным:
– Боюсь, что и для тебя пришло время выбирать…
– Пить или не пить?
– Посерьезнее. Смотри, что у меня: мне пришлось оставить работу, где я ни за что получал сто тысяч и жить на пенсию в десять тысяч, полностью изменить всю свою жизнь, и при этом все равно ведь уйти из университета…
Акакий Мардариевич поежился. К таким радикальным переменам он не был готов:
– А может обойдется? – с надеждой спросил он.
– Все слишком далеко зашло, – покачал головой Борис Николаевич.
Методология опоссумов
Сергей Александрович зашел на кафедру философии и увидел, что доцент Марина Ивановна, молодая светловолосая женщина, находится на грани нервного срыва. Как ему удалось это понять, он вряд ли смог бы объяснить, просто почувствовал; внешне она выглядела обычно, только сильно сжимала ручку в руке, пока та наконец не сломалась.
– Марина Ивановна, как у вас дела? – как ни в чем не бывало спросил профессор.
– Да ужас! – ответила, наконец, та. – Написала за это полугодие кучу макулатуры, страниц семьсот, наверное. Мало того, что я ночами сидела, все дела забросила, так теперь еще говорят, что новые формы пришли и нужно все переделать!
– Ужас. Помните у Лермонтова: «гений, прикованный к чиновничьему столу, должен умереть или сойти с ума», а тут хуже, чем чиновничий стол…
– Сергей Александрович, а почему вас не заставляют эти бумаги заполнять? – с подозрением спросила доцент.
– Я просто объяснил проректору по учебной работе, что чем писать документ в тысячу страниц, который никому не нужен, лучше распечатать «Капитал» Карла Маркса, а первую страницу сделать ту, какую нужно проверяющим. Если они умные, то дальше первой страницы читать не будут. Если дурачки, то почитают «Капитал» и разовьются.
– А если не разовьются? – спросила Марина Ивановна, в глазах которой, наконец, появились веселые искорки.
– Она меня то же самое спросила. Ей я ответил, что по себе о людях не судят, а вам скажу, что такие бывают, наша Виктория Васильевна явный тому пример.
– А что она? – спросила доцент, понимая, чем чреват такой разговор с проректором по учебной работе, которую боялись почти все преподаватели.
– Пошла к ректору с требованием меня уволить. А тот ответил, что я прикольный мужик, а она неприкольная тетка, поэтому пусть валит из его кабинета… Но вам так поступать не стоит, – поспешно поправился профессор. – Я-то не очень держусь за это место, а вас очень любят студенты. Мне многие рассказывали с таким восторгом о ваших лекциях, практических занятиях… Вы ведь любите преподавать?
– Да.
– А за то, чтобы получить то, что любишь, всегда приходится платить дорогую цену. Я-то вот не особо люблю преподавать, поэтому для меня цена – это сама обязанность преподавать. А если взять нашего ректора, то неизвестно, что он предпочел бы – разгружать машину кирпича или читать лекцию… Впрочем, никому не даются испытания выше его сил.
Марина Ивановна засмеялась:
– И как вам так удается лавировать в этой жизни?
– Все дело в моей методологии.
– И что это за методология?
– Я сам случайно узнал, что ей руководствуюсь. Мы с двумя профессорами ехали в машине в другой город, разговаривали по дороге о разных вещах. И я в том числе рассказал им эпизод из мультфильма «Ледниковый период». Там были два зверька – опоссумы. И другой зверек спросил их: «Почему вы не боитесь неминуемой смерти?» На это один из опоссумов ответил: «Потому что мы очень, очень тупые!» Когда я это рассказал, один из профессоров воскликнул: «Сергей Александрович, наконец-то я понял, какой методологией вы руководствуетесь
