ведь совсем не то. И теперь, после увольнения Бориса Николаевича, он из-за этого теряет свою самобытность.
Бубнова успокаивала его как могла; сказала, что есть идея заменить Котова ректором – работа ведь как раз по его интеллектуальным и моральным способностям.
– Боюсь, что он не согласится, – недовольно возражал дракон, – и что тогда? Разве это озеро?
– Озеро, – уверенно отвечала проректор по инновациям, которой нравилось, что теперь ей приходится плыть на остров дракона семь метров вместо пятнадцати и в менее мерзкой жидкости.
А тот видел ее насквозь:
– Ну, Оксана Александровна, о чем вы думаете? Плавание именно по той жидкости, которая была, очень полезно именно для таких, как вы. Вам сейчас бы думать о том, как получить полную власть над университетом, а вы радуетесь тому, что сук, на котором вы сидите того и гляди сломается…
– А на каком суку я сижу? – удивилась Бубнова.
– Это образное выражение, которое не нужно понимать прямо.
– А что вы имели в виду?
– То, что чем меньше мой авторитет, тем меньше мои возможности, а соответственно и ваши, и все это связано с размером озера.
– Заставим Иванова, никуда не денется! – безапелляционно заявила проректор.
– Вот вы так уверены в этом: а если он и с поста ректора не захочет уходить?
– Захочет, – уверенно сказала Бубнова. – С ним уже поговорили из областного правительства и через час позвонят из Минобрнауки.
– А с вами приятно иметь дело, недаром ваш облик почти столь же совершенен как мой, – одобрительно ответил зеленый змей.
– Это имеется в виду в переносном плане? –уточнила Оксана Александровна.
– Во всех, – ответил дракон, завершив на этом аудиенцию.
Звонок
Акакий Мардариевич, выйдя из кабинета заместителя губернатора, вызвал к зданию областного правительства университетскую машину. Она приехала быстро; ректор сел на переднее сиденье и сказал водителю – немногословному чувашу лет сорока – всего одно слово: – Поехали! – при этом зачем-то махнул рукой.
– Куда? – невозмутимо спросил тот.
– За город. Но сначала заедем в магазин: нужно что-то выпить!
Купив бутылку коньяка и бутылку холодной пепси-колы, Иванов по очереди отхлебывал то из одной бутылки, то из другой.
– Почему пепси-кола, «буратино» подешевле? – также флегматично поинтересовался водитель.
– Чтобы взять от жизни все! – возбужденно ответил ректор.
Они выехали за город. Недовольно смотря в открытое окно на заросли борщевика выше человеческого роста, Акакий Мардариевич сказал:
– Вот занесли нам эдакую гадость! И ведь какая ядовитая дрянь!
–– Мы вообще-то его у себя в деревне едим, и нам очень даже нравится, – без тени эмоций в голосе отозвался водитель.
Иванов посмотрел на него как раз в момент, когда тот пальцем вычищал у себя серу из ушей и размазывал по рулю. «Хорошо, что я сам за рулем не езжу», – подумал ректор.
– Слышал, чего наш проректор по научной работе придумал? – спросил он водителя.
– Нет, а чего?
– Создал инновационную концепцию, как из русских китайцев делать.
– На фига?
– Ну мало ли: вдруг понадобится.
– И как?
– Предложил набрать группу добровольцев и давать им бесплатно в день по три бутылки водки. Высчитал гаденыш, что через какое-то время у них глаза сузятся, еще через какое-то кожа пожелтеет, потому что печень откажет, еще через какое-то время они не смогут писать и можно будет сказать, что это шаг к написанию иероглифов, а потом и говорить внятно не смогут, и можно будет сказать, что это шаг к освоению китайского языка…
– А смысл?
– Деньги хотел на это получить, как на фундаментальное научное исследование.
– Неуж дали?
– Нет, конечно. И не в последнюю очередь потому, что на моем примере показали, что на достойного русского человека три бутылки водки в день никак не действуют! – гордо заявил ректор.
Наконец, они остановились. Поочередно отхлебывая то из одной бутылки, то из другой, Акакий Мардариевич начал было забываться; думать, что может жизнь не так уж и плоха. Что может еще и найдется выход… Его размышления прервал резкий звонок мобильного.
– Владимир Михайлович, рад слышать, – сказал сразу снявший трубку ректор, увидевший знакомый номер важного министерского чиновника.
– Взаимно, – ответил тот. – Акакий Мардариевич, а вы мне ничего не хотите сказать?
– О чем?
– О предложении вашего регионального правительства, которое вам поступило.
– Но откуда…
– Я знаю? Да знаю вот. Заместитель губернатора, который с вами говорил, звонил заместителю министра, и встретил понимание. Так что сегодня отдохните, а через пять дней ждем ваш ответ.
– А что с нашим присоединением к другому вузу?
– Вопрос пока снят: министр новый, новые взгляды.
«Отсчет пошел, – задумался ректор, закончив разговор. – Дракон сказал семь дней, Земляника шесть, а этот вот уже пять… Как время-то летит… И что им ответить?»
Про левиафанов и эгрегоров и не только про них
Профессора Иван Александрович и Сергей Александрович пили кофе в небольшом кабинете, предназначенном для преподавателей кафедры философии. То, что их занимало, казfлось раздвигало стены кабинета, они забывали где находились, думая о вещах никак не связанных с обыденностью.
– Возвращаясь к нашему разговору об эгрегорах, – сказал Сергей Александрович. – Помните, у Гоббса в его знаменитом «Левиафане» он пишет, что «искусством человека» создан «тот великий Левиафан, который называется Республикой или государством и который является лишь искусственным человеком, хотя и более крупным по размерам и более сильным, чем естественный человек, для охраны и защиты которого он был создан». И далее он описывает функции членов этого тела: верховная власть – это искусственная душа, должностные лица – искусственные суставы, награда и наказание – это нервы и т. д. Эгрегоры, как вы их представляете, тоже созданы «искусством человека»?
– Я их, к счастью, не очень представляю, эгрегоров, – ответил Иван Александрович. – Но думаю, что «искусством» это вряд ли можно назвать. Насколько я понимаю, объединенные сильные эмоции разных людей, направленных на одно и то же, создают эгрегора…
– Создают или дают силы реально существующему независимо от этих людей духу, вот в xем ключевой вопрос?
– Возможно и так.
– Тогда возвращусь к Гоббсу. Он писал о государстве: «Это больше, чем согласие или единодушие. Это реальное единство, воплощенное в одном лице посредством соглашения, заключенного каждым человеком с каждым другим таким образом, как если бы каждый человек сказал другому: я уполномачиваю этого человека или это собрание лиц и передаю ему мое право управлять собой при том условии, что ты таким же образом передашь ему свое право и санкционируешь все его действия. Если это совершилось, то множество людей, объединенных таким образом в одном лице, называются государством, по латыни – civitas. Таково рождение того великого Левиафана или, вернее (выражаясь более почтительно), того
