Тут пришел в себя Сильвер.
— Так, — деловито проговорил он. — Все спокойно. Ефим, дуй в машину, жди там. Да не трясись ты так! С таким батей что трястись…
Ефим исчез мгновенно. Сильвер притянул к себе за грудки чуть живого Саню:
— Слушай внимательно, лох! — прошипел он. — Ты был здесь один — вот это главное, что тебе нужно запомнить. Об остальном молчи. Следаки потом сами придумают, что написать… им подскажут. И советую ментам самому позвонить, сдаться. Снисхождение выйдет. А задумаешь бегать — не они, так мы тебя найдем. Все, бывай!
Оставшись один, Саня Гусев еще несколько минут стоял, не осознавая себя в этой жуткой реальности. Потом опустился на корточки и тихонько, подвывая, заплакал.
— Никакой шумихи вокруг этой истории быть не должно. Это первое. Второе: группу единомышленников, которую умудрился сплотить вокруг себя Трегрей в воинской части, следует немедленно дезорганизовать — пусть солдатики дослуживают в разных частях, как можно более друг от друга удаленных. Третье: наблюдение над саратовским детским домом, где воспитывался Трегрей, усилить. Нам нужно знать абсолютно все, что там происходит, до последней мелочи. И, наконец, последнее, четвертое. Подготовить перевод Трегрея в часть, где имеется возможность осуществления за ним максимального контроля. Общение самого Трегрея с кем бы то ни было должно быть ограничено.
Магнум положил на стол свои громадные костистые ладони. Глаза старика были сощурены и неподвижны.
— Часть подберешь сам, — закончил Магнум. — И предварительно сообщишь мне о своем выборе.
— Да, Герман Борисович, — кивнул Антон. Он стоял рядом с креслом для посетителей. Магнум не позволил ему сесть — давая понять тем самым, что надолго задерживать его у себя в кабинете не намерен.
— Когда отправляешься в Пантыков?
Антон посмотрел на часы.
— Сейчас ноль три двадцать одна. Через два часа тридцать две минуты.
— Какие-то еще вопросы?
— Майор Глазов. Как с ним следует поступить?
— По твоему усмотрению, — пожал плечами Магнум. — Разберешься на месте. Но не забывай, что приоритетно — никакого шума быть не должно.
— Я понял вас, Герман Борисович.
* * *
Через двадцать минут служебный автомобиль вез Антона в аэропорт.
«А ведь напуган Магнум, — вдруг подумал Антон, глядя сквозь тонированные стекла на пустынные московские улицы, заметаемые мокрым снегом. — Вот уж чего никогда не ожидал увидеть в глазах старика, так это страха. А ведь это самый настоящий страх. Даже странно. Мы ведь не с международной бандой террористов-смертников столкнулись. Не с тщательно законспирированной сетью иностранной разведки. И не с сектой фанатиков, завладевших ядерным оружием. Всего-навсего паренек… который умеет изменять реальность и сознание людей, в этой реальности обитающих, в соответствии со своими представлениями о том, „как должно быть“. И этот паренек кажется Магнуму опаснее и террористов, и шпионов, и сектантов… Дали бы ему сверху добро — точно ликвидировал бы он этого детдомовца. И с большим облегчением ликвидировал… Тайна Столпа Величия Духа, очень интересующая руководство Магнума, вот что бережет до поры до времени жизнь Трегрея…»
— Так в правильную же сторону он эту реальность изменяет! — проговорил Антон вслух. — Вот что самое главное!
— Что? — посмотрел в зеркало заднего вида водитель.
— Ничего…
Антон вдруг испытал страстное нетерпение, захотелось поскорее добраться до этого далекого Пантыкова. А потом и до Саратова. И там, среди живых людей, о которых он до этого лишь читал в сухих отчетах, постараться самому во все вникнуть и разобраться в произошедшем и происходящем.
А потом…
Как все сложится потом, Антон не знал, не мог знать. Конечно, есть конкретные указания непосредственного начальства, которым нельзя не следовать. Но указания эти Магнум давал, исходя из представленной в отчетах ситуации. Реальная же обстановка может оказаться совсем иной. Такие случаи были нередки. И в таких случаях оперативному сотруднику предоставлялось право действовать на свой страх и риск, ориентируясь по обстоятельствам.
Как все сложится в Пантыкове и Саратове, Антон не знал и не мог знать. Уверен он был только в одном.
У того, кто может изменить мир, должен быть шанс.
* * *
У Евгения Петрович Пересолина, директора саратовского детского дома номер четыре, зазвонил мобильный телефон.
— Ну наконец-то!.. — глянув на высветившуюся на дисплее надпись, выдохнул Пересолин. Через секунду он уже кричал в трубку: — Олег, куда ты пропал-то?! Которую неделю дозвониться тебе никто не может! Хотели уже через официальные инстанции тебя разыскивать! Олег! Все в порядке?!
Голос Трегрея в телефонном динамике был спокойным, но как будто немного уставшим.
— Благодарствую, со мной все благополучно. Как у вас?
— Здание отстояли, — ответил Евгений Петрович. — Теперь уже окончательно. Но… у нас тут… в общем, опти-лапти… ерунда какая-то непонятная произошла…
— Говорите.
— Тут такое… Погоди, а ты-то почему на связь не выходил?
— Не сейчас, Евгений Петрович. Потом. Должен предупредить, что и в последующем я долгое время буду недоступен.
— Почему?
— Не сейчас, Евгений Петрович. Говорите, что у вас стряслось?
Пересолин вздохнул.
— Такое дело. У нас воспитанник один пропал. Из младшей группы. Валентин Зацепин. Просто бесследно исчез. Прямо из спальни. На койке нашли одежду его, а самого пацана нет. Обыскали все — нет и нет, опти-лапти. Дежурные говорят, из спальни он не выходил. Из окна выбраться тоже не мог, третий этаж все-таки. Испарился просто!.. А дружок его, Виталик Гашников, сообщил, что у Вальки незадолго до его исчезновения способности какие-то исключительные открылись. Насколько я его понял… что-то вроде дара аккумулировать в себе и высвобождать вовне энергию… А вдруг это как-то связано? Ну, обретение способностей и то, что он пропал?
Олег минуту молчал.
— Вполне вероятно, — сказал он. — Может статься, где-то есть мир, который очень нуждается в таком вот Валентине Зацепине. Обладающем исключительными способностями. И знающем, во имя чего эти способности использовать.
