11
– Ладно, что такое? – ворчливо спросил Хокстеттер.
Тон предупреждал: лучше бы причиной вызова было что-то действительно важное. Он смотрел фильм про Джеймса Бонда в программе «Воскресное вечернее кино», когда раздался телефонный звонок, и мужской голос сообщил, что у них, возможно, проблема с девочкой. По открытой линии. Хокстеттер не стал спрашивать, что за проблема. Просто приехал, в заляпанных краской джинсах и тенниске.
Приехал испуганный, прожевав ролэйдс, чтобы погасить выброс кислоты в желудке. Поцеловал на прощание жену, в ответ на удивленно приподнятые брови сказал, что возникла небольшая проблема с оборудованием и он скоро вернется. Задался вопросом, а как бы она отреагировала, узнав, что «небольшая проблема» могла в любой момент его убить.
И теперь, перед призрачным инфракрасным монитором – они использовали его для наблюдения за Чарли в темноте, – ему вновь захотелось, чтобы все закончилось и девочку вывели из игры. Он не подписывался на это, когда проблема выглядела чисто академической, укладывавшейся в несколько папок с синими обложками. Истина открылась в горящей стене из шлакобетонных блоков. Истина открылась в температурах порядка тридцати тысяч градусов. Истина открылась в размышлениях Брэда Хека о силах, которые питают двигатель Вселенной. А еще истина заключалась в том, что его не отпускал страх. Казалось, он сидел на нестабильном атомном реакторе.
Дежурный, Ниари, подошел к нему, едва Хокстеттер появился в наблюдательном пункте.
– Кэп приходил к ней около пяти, – доложил он. – От ужина она отказалась. Спать улеглась рано.
Хокстеттер смотрел на монитор. Чарли металась по кровати, полностью одетая.
– Похоже, ей снится кошмар.
– Причем не первый, – мрачно подтвердил Ниари. – Я позвонил, потому что температура за последний час поднялась на три градуса.
– Не слишком много.
– При такой системе кондиционирования, как в ее жилище, – много. Очевидно, ее работа.
Хокстеттер обдумал его слова, кусая костяшку пальца.
– Полагаю, кто-то должен пойти и разбудить ее, – наконец произнес ключевую фразу Ниари.
– Ради этого ты вытащил меня из дома? – воскликнул Хокстеттер. – Чтобы разбудить девчонку и дать ей стакан теплого молока?
– Я не хотел выходить за рамки должностной инструкции, – с каменным лицом ответил Ниари.
– Не… – начал Хокстеттер и замолчал. Девочку придется будить, если температура поднимется выше, а проснувшись испуганной, она вполне может испепелить первого, кого увидит. В конце концов, они провели отличную работу по расшатыванию системы сдерживания ее пирокинетической способности.
– Где Рейнберд? – спросил он.
Ниари пожал плечами.
– Может, охотится на горностая в Виннипеге. Откуда мне знать? И потом, по ночам уборщики не работают. Думаю, она с подозрением отнеслась бы к его появлению в…
Электронный термометр на контрольном пульте Ниари прибавил градус, помедлил, прибавил еще два.
– Кто-то должен туда пойти. – В голосе Ниари слышалась дрожь. – Сейчас уже семьдесят четыре градуса[31]. А если она загонит температуру за облака?
Хокстеттер пытался найти выход, но мыслей не было. Он вдруг вспотел, рот стал сухим, как шерстяной носок. Ему хотелось вернуться домой, улечься на раскладное кресло и смотреть, как Джеймс Бонд разбирается со СМЕРШем или с кем-то там еще. Здесь ему быть определенно не хотелось. Он не хотел смотреть на красные цифры под стеклом, ожидая, что они начнут резко меняться, накручивая десятки, сотни, тысячи, как было, когда стена из шлакобетонных…
Думай! – прикрикнул он на себя. Что тебе делать? Что тебе…
– Она только что проснулась, – тихо сказал Ниари.
Они оба уставились на монитор. Чарли поставила ноги на пол и сидела, опустив голову, сжимая ладонями щеки. Волосы закрывали ее лицо. Затем она поднялась и направилась в ванную, с ничего не выражающим лицом, с почти закрытыми глазами. Скорее спящая, чем бодрствующая, решил Хокстеттер.
Ниари щелкнул выключателем, и ожил монитор ванной. Картинка в свете флуоресцентной лампы была четкой и ясной. Хокстеттер ожидал, что Чарли справит малую нужду, но девочка застыла на пороге, глядя на унитаз.
– Матерь Божья, вы только посмотрите, – пробормотал Ниари.
Над водой в унитазе появился парок. Это продолжалось более минуты (минуту и двадцать одну секунду, по записям Ниари), потом Чарли подошла к унитазу, спустила воду, отлила, снова спустила воду, выпила два стакана воды из-под крана и вернулась к кровати. На этот раз заснула крепче, спокойнее. Хокстеттер посмотрел на термометр, увидел, что температура упала на четыре градуса. У него на глазах понизилась еще на один, до шестидесяти девяти[32], лишь на градус выше обычной для жилища Чарли температуры.
Хокстеттер пробыл с Ниари до полуночи.
– Ладно, еду спать домой. Ты все запишешь в журнал?
– За это мне и платят, – флегматично ответил Ниари.
Хокстеттер уехал. На следующий день написал служебную записку, отметив, что целесообразность всех дальнейших экспериментов должна соотноситься с потенциальной опасностью их проведения, которая, по его мнению, нарастала слишком быстро.
О ночи Чарли помнила мало. В какой-то момент ей стало жарко, она поднялась, избавилась от жары. И сон она помнила очень смутно: чувство свободы,
(впереди свет – лес заканчивается, открытая местность, где она и Некромант могли мчаться вечно)
смешанное со страхом и чувством потери. Это было его лицо. Лицо Джона. И возможно, она это знала. Возможно, знала
(леса горят не причиняй боли лошадям пожалуйста не причиняй боли лошадям)
с самого начала.
Когда Чарли проснулась утром, ее страх, замешательство и разочарование начали – возможно, предсказуемо – преобразовываться в яркий, твердый кристалл злости.
В среду ему лучше держаться от меня подальше, думала она. Лучше. Если он вправду это сделал, в среду ему лучше не подходить ко мне и папуле.
Тем же утром, позже, Рейнберд вкатил в квартиру Чарли тележку с чистящими средствами, швабрами, губками и тряпками. Его белая униформа мягко хлопала.
– Привет, Чарли, – поздоровался он.
Чарли на диване листала книгу с картинками. Подняла голову, на бледном серьезном лице читалась… осторожность. Кожа на скулах натянулась. Потом она улыбнулась. Но, отметил Рейнберд, не как всегда.
– Привет, Джон.
– Выглядишь не очень, Чарли, уж прости за правду.
– Я плохо спала.
– Да? – Он уже знал об этом. Идиот Хокстеттер брызгал слюной, потому что во сне она подняла температуру воздуха на пять или шесть градусов. – Сожалею. Из-за отца?
