Сами же местные матроны тоже не торопятся производить на свет новое потомство — как только оказалось, что этого можно избежать — без особых возражений устроили себе «отпуск». Хотя, сколько-то раз «пролетали» — точно, голосят младенцы. Но, кажется, никто не умер.
— Лен! Ну что ты, как маленькая! Ты ведь видела пчёл? А пчёлы — это мёд. Но никто из нас не знает, как его добыть. Как сделать улей, как ухаживать. Или растительное масло! Надюшка не знает, как без него сделать краски — красок тоже нет. Нет зеркал, линз, нет ни шерсти, ни молока.
— Ни творога, ни сыра, ни сметаны, — воркотнула Ленка. — Нет даже элементарного кефира, — и шмыгнула носом.
— Хочется? — начал догадываться Веник.
— Очень.
— То есть у нас кто-то будет?
— Кто-то будет. Похоже, в последний раз я просчиталась. Или просто что-то было не так. Поэтому не хочу, чтобы ты уезжал, потому что вряд ли смогу поехать с тобой. К тому же — ты меня совсем не любишь.
* * *
— Да, Вень, — кивнула Галочка. — Когда в положении — настроение может прыгать — только держись. Я тогда Вячика совсем замордовала. Но есть и свои плюсы. Теперь, когда корабль уже загружен и пассажир на борту, можешь любить свою Ленку глубоко и безо всякой дисциплины — ничего от этого не изменится.
* * *
— Фарватеры мы с Кыпом промерили в трёх направлениях — на север, юг и восток. При осадке в метр с четвертью из наших болот пройти можно в любом направлении. На запад водной дороги не отыскали, — рассказывал Лёха. — Зимой поищем, когда реки встанут. По льду на оленях, как Кып разведывал проход в ту реку, что ведёт в Оку.
— Дим, насколько большой корпус ты сможешь сделать? — перевёл стрелки Веник.
— Метров двадцать в длину — есть у меня подходящий брус для киля.
— А шпангоуты сможешь согнуть?
— Толстые я никогда не гнул, но если не очень толстые, то это не слишком сложно. И поставить почаще.
— Э-э-э… а как? Как ты их вообще гнёшь?
— Распариванием. Возни, конечно, много, но нужно пробовать. И толстые тоже попытаюсь согнуть. Ты мне лучше скажи, какую машину на такую махину поставим? Нет, про паруса и вёсла я не забываю и даже килевой брус по всей длине под днищем выпущу — не по нашим же мелким болотам ходить на таком здоровяке? Так что никакого шверта. В корпусе будет чисто и просторно. Под палубой сможем ползать на четвереньках.
Ноябрь принёс снегопады и лёгкий морозец. Речка начала покрываться льдом. В этом году работы в Рудном зимой не велись, потому что там просто закончилась руда. Её вычистили буквально до последней крошки — плавили в две печки и до холодов всё завершили. Весной планировалось начинать то же самое на другом месте. Впрочем, по этому поводу пока не было полной ясности — возможно, металлургию будет выгоднее перенести прямиком на Урал. Смущало то, что железной руды там пока не обнаружили, но всем известно, что этого добра в том краю навалом.
Сейчас расходовали заранее сделанные запасы чугуна, железа и привозной меди. Меди было немного. Но на приготовление к следующему сезону моторов для разведок и поисков её должно было хватить. Тем более, что прогоревшие днища котлов переливали в новые, более стойкие — ремонт ранее сделанных Стирлингов время от времени проводился.
Переход из осени в зиму — спокойное время, когда продовольственные запасы уже сделаны, поленницы дров и штабеля торфяного угля сложены под навесами и почти все дома — дело только за оленеводами, которые сейчас гонят сюда стадо из тундростепи. По всем расчётам они должны были появиться вот-вот. В разгар дня, когда завтрак давно закончился, а ужин и не думал начинаться, в столовой сидела большая компания любителей судостроения — обсуждали Димкин проект большого корабля, рассчитанного на плавание, как в реке, так и в море.
Стеариновые свечи давали неяркое, но ровное освещение на стену с развешенными по ней эскизами.
— А чего борт такой высокий? — недоумевал Серый. — Как мы с него до воды вёслами дотянемся?
— Опять же высокий борт тяжелее низкого, — соглашалась Лида. То есть от этого возрастёт осадка.
— А без осадки его любой волной перевернет, — сопротивлялся Пашка. — Или той же волной накроет и вдавит в воду.
— Палуба не пустит воду внутрь, — настаивал Серый.
— Да его просто переломит, — возражал Димка. — При маленьком вертикальном размере не будет пространственного каркаса, дающего прочность на такой длине.
— Какого каркаса? — уточнил Веник.
— Который не даст корпусу свернуться пропеллером вокруг киля.
Диспут затих — все принялись что-то соображать, шевеля, кто губами, кто пальцами.
— Ты что, прочность рассчитал? — изумился Саня.
— Нет, мысленно прикинул.
Открылась дверь входного тамбура и в столовую вошли два незнакомца в вонючих шкурах. Один с жиденькой растительностью на лице, а второй — полноценно бородатый.
— Бо Тан Том, — представился первый. — Просторный чум, — обвел он рукой вокруг себя. — Яркий факел, — добавил, указывая на свечу.
— Шеф Ве Ник, — отрекомендовался Веник, и кивнул Любаше. Та начала распоряжаться, посылая женщин затапливать мыльни и нести из кладовой копчёных гусей. — Проходи Том к нашему мужскому костру, — разговор шёл на чистом местном языке, а у него специфическая терминология. — Женщины уже несут угощение. Твой товарищ тоже желанный встречный в этом чуме.
— Шеф! Толпа степняков топчется среди посёлка. Глазеют, — заскочившая следом за незнакомцами девчонка из своих, клановских, зыркнула на бородача и отступила в сторону.
— Проси, — кивнул Шеф. — Люб! Больше гусей на стол.
В столовую стали заходить всё новые и новые люди. Их рассаживали за столы — к возможности получить пополнение в клане всегда относились с интересом. Венику и Кыпу пришлось разделить с пришедшими трапезу — таков местный этикет. То есть мужчины устроились за одним столом, а женщины с детьми — за другим. Компанию им составили Эля и Ленка.
Как ни странно, бородатый сел среди женщин, и мужчин это не смутило.
— В этом году был хороший урожай орехов, — завёл пристойные речи Кып, как только Шеф накромсал гуся и раздал порции гостям-мужчинам.
— А лед покрывает воду, — согласился Том. — Разве гуси не улетели?
— Эти гуси добыты, когда листья ещё были на деревьях. Дым и соль помогли им дождаться вас, — объяснил Кып.
— Отведайте этой пищи, — Веник принял из рук Любаши низкую корзинку. — Она приготовлена из желудей, — предложил он охотникам свежего желудёвого хлеба.
