Как ни странно, бородатый сел среди женщин, и мужчин это не смутило.
— В этом году был хороший урожай орехов, — завёл пристойные речи Кып, как только Шеф накромсал гуся и раздал порции гостям-мужчинам.
— А лед покрывает воду, — согласился Том. — Разве гуси не улетели?
— Эти гуси добыты, когда листья ещё были на деревьях. Дым и соль помогли им дождаться вас, — объяснил Кып.
— Отведайте этой пищи, — Веник принял из рук Любаши низкую корзинку. — Она приготовлена из желудей, — предложил он охотникам свежего желудёвого хлеба.
— Незнакомая, — согласился самый молодой из охотников и уставился на тарелку с ломтиками жареных корней тростника. — А эту еду я знаю. Но тут она мягче, — копируя манеры хозяев, он зачерпнул ложкой, прожевал и проглотил.
Молотили гости так, что только за ушами трещало, а хозяева отведывали неспешно, в основном ради соблюдения приличий. Лишние из столовой быстренько вымелись — Любаша позаботилась — поняла, что массовка сейчас ни к чему, потому что дипломатия — дело тонкое.
Спустя какое-то время гости наелись — видно было, что в них больше не входит. Некоторые звучно рыгали — верный признак, что достаточно. То есть — можно и о делах поговорить.
— Лем, ты пришёл? — спросил предводитель посетителей у бородача, сидевшего неподалеку, но за другим, женским столом.
Тот кивнул, порылся в своих шкурах, что-то достал и по цепочке отправил своему вождю. Пока предмет передавали из рук в руки, Веник успел разглядеть перочинный ножик. Обычный, без особенностей, с несколькими лезвиями.
Получив его, Том удовлетворённо хмыкнул и спрятал среди своей одежды.
— У твоего костра тепло и сытно, Шеф, — сказал он вставая. — Нас ждёт далёкий путь.
— Не торопись, Том. Ты и твоё племя может дождаться у нашего костра появления новой травы — тогда дорога будет короче, — Веник сделал знак Сане, который тут же на пару с Димкой аккуратно под ручки вывел бородача и повлёк его наружу. К мыльне, конечно. Следом прошла Лариска с комплектом чистой одежды и Толян со своим маникюрным набором — клан успел мобилизоваться. Из бородача сейчас сделают человека, а всё остальное подождёт.
Соплеменники Тома, тем временем, разомлели от тепла и обильной еды — обратно в холод ноябрьского дня они не спешили.
— Расскажи мне об этом человеке, — Веник руками очертил бороду.
* * *
— Третьяков! Можешь отпустить мою руку. Я иду с вами охотно. И ты, Плетнёв! Ну что ты в меня вцепился, как клещ!
— Леонид Максимович! — оба парня замерли на месте. — Вы за нами прибыли? Заберёте обратно? Домой?
— Увы. — Развёл руками учитель физики. — Я попал сюда случайно. Думаю, тем же способом, что и вы. А куда вы меня так резво потащили?
— Мыться, стричься, маникюр-педикюр. Вот же облом! — воскликнул Димка. — А у меня просто сердце зашлось от радости.
— От какой такой радости? — это подошедшая следом Лариска остановилась со свёртком одежды. — И почему вы по-русски разговариваете? Он что…? Что-о? Из нашего времени? За нами? — уронив свою ношу, она бросилась на шею бородачу.
— Из нашего. Ой, да не душите меня. Просто уму непостижимо, какие тут все могучие. Расплющите мои кости, ей богу расплющите.
— Ларис! У него же вши и блохи! — подтянувшийся Толян смотрел на сцену с неодобрением. — Впрочем, если у тебя сразу такая любовь, я могу подождать, пока ты потрёшь ему спинку ну и всё остальное, что пожелаешь. Надо же, какая Африканская страсть! Мне, что ли бороду отпустить?
— Дурак! Это Леонид Максимович! — ответила Лариска со слезами в голосе. — Забирайте, — кивнула она на разбросанные по земле шкуры и тряпки. И побежала в сторону своей кожевни.
— Рыдать будет, — посмотрел ей вслед Димка. — Пойду, успокою, — и порысил следом.
— Надо же, каким богатырем стал Плетнёв! Таким был рыхлым! А теперь — Илья Муромец, да и только.
— А где ваша машина времени? — спросил пришедший в себя Толян.
— Эх! Если бы она была! — вздохнул учитель. — Увы, как и у вас, у меня билет в один конец.
* * *
— Лем пристал к нашему племени в конце лета, — рассказывал Том. — Там, на юге у границы лесов. Он чужой. Одет в странную одежду из переплетённых паутинок, похожую на твою, — тычок пальцем в сорочку. — Не говорит, не понимает, не охотник. Шёл с женщинами и работал у их костра. Потом показал это и сказал, что отдаст мне, если я приведу его к таким же, как он. — Том вытащил ножик и подал Венику.
— Я не знал, где есть такие же люди. Но Хоп сказал, что встречал одного, говорящего так же непонятно, как тараторит этот чужак. Тот ушёл на север по тропе, которую проложили мамонты. Я нашел вас и привел сюда Лема.
— Ты крутой охотник и великий вождь, — так принято одобрять чужие действия в этом мире. — Эти ножи останутся у тебя в племени, — на столе появился свёрток, в котором хранили работы начинающих кузнецов. — Их можно заточить о камень, и они будут хорошо резать. А пока наши женщины устроят на отдых ваших женщин, — по кивку вождя из-за соседнего стола начали выводить женщин и детей. Опасения у мужчин, занявшихся изучением свалившегося на них богатства, это не произвело — никто не сопротивлялся и не пытался возмутиться.
— Почему у вас такие короткие волосы, — поинтересовался один из охотников.
— Чтобы вшам было негде жить.
— Потому что не кусают, — добавил Кып по-русски. — Вам помогут прогнать их, — вернулся он на свой родной язык. — И пока вы тут, ваш сон никто не потревожит.
Вернулись Димка с Саней, привели Лема. Подстриженный, с коротко обкромсанной бородой, он уже походил на человека. Чистая сорочка из некрашеного полотна, меховой хитон, тёплые мокасины. Мужики из пришлых осмотрели его и не нашли в новом облике ничего страшного.
— Там тепло, — объяснил Кып. — Идемте, я провожу, — добавил, знаком зовя гостей за собой.
Минута, и столовая опустела.
— Здравствуйте, Леонид Максимович! — обратился Веник к учителю физики, которого здесь называли Лемом.
— Здравствуй, Пунцов. А ты сильно вырос.
— Отдохните с дороги. А потом мы обо всём поговорим, — поторопился Шеф отправить учителя подальше — в связи с полунасильственной массовой помывкой и стрижкой были возможны осложнения. Поэтому ему не стоило углубляться ни во что иное, пока не закончится приём новых членов клана. Пять мужчин, семь женщин и шестеро детей — в этом мире большая сила. Только группа Аона крупнее — в ней восемь мужчин.
* * *
Темнеет в ноябре рано, и все довольно быстро ложатся спать. Было ещё не поздно, или, может быть, очень рано — трудно судить, когда нет часов — когда из спальни в столовую вышел Леонид Максимович. Любаша сидела за одним из столов и при свече переносила свои старые записи с бересты на бумагу.
