Через час Коваленко с боем вырвался от медиков к Бриджесу. По всему миру снова и снова крутили запись «Двадцати девяти с половиной секунд Игоря Коваленко», сделанную Касымовым и французами. Натансон и Реми сияли, как именинники. Сара Конг и Саймон Кокс — эти Малдер и Скалли «команды психов», объявили корреспонденту CNN, что готовы нести мистера Игоря Антоновича на руках отсюда и прямиком до ЦЕРНа, «распевая при этом осанну» — добавила Сара и расхохоталась, как безумная.
Хокинс, вопреки своим привычкам, всё-таки выступивший на видеоконференции, как всегда сделал вид, что всё произошло в полном соответствии с его выкладками по «проколу»… а потом сник и сказал, что двадцать девять секунд Коваленко снова поставили физику с ног на голову… и теперь абсолютно понятно, что КоМа является лишь частным случаем в некоей гиперКоМе, «эру которой только что открыл мистер Коваленко».
Выпив коньяку с Бриджесом, Коваленко попросил отключить все каналы связи. Собравшиеся в кабинете старика Бриджеса два десятка членов «Mad Gang» готовы были составить закрытый меморандум главам стран-членов МЕНАКОМа.
— Пока только мы понимаем, что в итоге может принести нам результат обработки «прокола», — сказал Бриджес. — Не надо пока поднимать вой в прессе…
— Ещё бы, — сказал Кокс и нервно поёжился.
— Подумать только — внепространственные пузыри! — прошептала Сара. — Ты не вздыхай, рыжий! Представь только, что всё обойдётся? Со временем мы можем запихивать в эти пузыри огромные атомные станции и не заботиться о защите. В шарике диаметром с метр можно спокойно запрятать целый автоматический завод! А удаление в пузыри токсичных отходов? А?
— Для начала, хорошо бы разобраться с коконом, — так же шёпотом, грустно ответил Кокс. — В последние дни ненаучный термин «Пришествие» кажется мне вполне уместным…
На записи огромная дыра-прокол смотрелась мутным бельмастым глазом, открывшимся в туше кокона. Смотреть в него было страшно. Глаз зловеще моргнул и медленно закрылся. Рядом, в «зеркале», на несколько секунд промелькнули смазанной чередой бесконечные пылающие равнины, на которых копошились неразличимые с высоты существа, сцепившиеся друг с другом в пугающе долгой битве. Потом «зеркало» дохнуло чёрным паром и исчезло, будто провалилось внутрь кокона…
Папский легат Виторелли, иезуит, доктор физико-математических наук, член комиссии Ватикана при Святом Престоле, недавно вошедший в «команду психов», перекрестился:
— Молю Бога о том, чтобы наши усилия не были последними открытиями человечества…
Коваленко хотел сказать что-нибудь бодрое, но только вздохнул. Из головы у него не шла Вика. УЗИ показало, что ребёнок — мальчик. Он был довольно большим для своего срока. Он жил, он шевелился, он открывал глаза… он плавно поводил ручонками и улыбался…
— Итак, приступим, — севшим голосом сказал Бриджес. Он откашлялся и продолжил. — Суждено погибнуть Земле или нет, мы в любом случае выполним свой долг. Господа! Мне хотелось бы разбить наш документ на две части: анализ возможных направлений исследований подпространственных пузырей… «кома-полостей», такой термин предложил Хокинс… и вторая часть — наши прогнозы относительно кокона. Вплоть до предположительных сроков глобального поглощения нашей планеты…
МёрсиОни прошли по всем коридорам поликлиники. Первые два этажа встретили их насторожёнными полуоткрытыми дверями, за которыми — ха-ха! и чего вы оба ждали? — никого не было. На третьем был открыт только кабинет заведующей, где тоже было пусто. Белые шторы аккуратно задёрнуты, — в кабинете стояла неприятная хмурая темнота.
Пришлось несколько раз давать передышку уставшему от подъёма по ступенькам Илье. Мёрси хотелось сесть рядом с ним и по-детски зареветь в голос… заревёшь тут! Они остались вдвоём…
— Знаешь, я только сейчас понял, как облегчал мне жизнь Сашка, — сказал Илья, примостившийся на кушетке для посетителей. Голова его откинулась назад, глаза были закрыты. Мёрси с жалостью увидела, как в первый раз — отчётливо — что он вымотан, простужен, небрит. На горле Ильи алела потёртость от шерстяного шарфа, которым он со вчерашнего дня обмотал шею. Они ждали почти сутки, а потом пошли сюда.
— Сашка был… чёрт, звучит так сентиментально… глупо… но он был добрым и надёжным!
— Надёжным? — грустно переспросила Мёрси.
— Как ни странно — да. Особенно тогда, когда мы с ним оказались здесь… в смысле, в этом мире.
— И Анна тоже, — сказала Мёрси. Она вспомнила детей и чуть не разревелась. Подумать только, она ворчала на Анну, просившую ей помогать с детьми! Сейчас она согласна была бы круглые сутки выносить за ними горшки и стирать детское бельё, — вот как скрутила нашу бравую Мёрси проклятая беда!
— Анна мне нравилась, — прошептала она.
— Вот только давай не будем говорить обо всех в прошедшем времени! — буркнул Илья. — Они живы… только умудрились где-то заблудиться.
— Заблудишься здесь, как же! — сказала Мёрси. Ей очень-очень хотелось, чтобы Илья разубедил её, чтобы сказал что-нибудь умное, что-нибудь твёрдое, вроде того, что, мол, ошибаешься ты, красавица! Заблудиться здесь, в сотне метров от костра, идя по прямой — проще простого! Но Илья промолчал.
Сашку они нашли, спускаясь на первый этаж по единственному пролёту лестницы, по которому ещё не ходили. Мёрси охнула и отвернулась. Из глаз полились слёзы… «слёзки на колёсиках», как говорила мама Мёрси-Маринке… так и хлынули, правда!
— … твою мать! — сипло прошептал Илья и покачнулся.
Сашка лежал на спине. Одна рука была прижата к груди. Вторая — полуоторванная, откинута в сторону. Рукав куртки и джинсовой рубашки съехал до самой кисти, обнажив мускулистую белую руку с глубокими ранами. Переломленное ружьё лежало рядом; в стволе, тускло поблёскивая, торчал единственный патрон. Пустые гильзы валялись вокруг в луже крови.
— Мёрси, — надтреснутым голосом сказал Илья, — не смотри…
Он спустился к Сашке и попытался встать на колени рядом с ним. Похоже, он совсем забыл, что не может сделать этого со своими ногами…
Потом они поправили рукав и попытались положить вторую руку на грудь Сашки… но тело было твёрдым. «Трупное окоченение» сквозь шум в голове подумала Мёрси, глотая слёзы. Сашка был совсем не страшным. Лицо в белеющих шрамах, спокойно. На голове запеклись раны… чернели сизые синяки… глаза приоткрыты.
— Он стрелял, — вдруг сказал Илья, сидящий на ступеньках. — Он дрался с кем-то… видишь?