Действия ее защитниц становились все стройнее и целенаправленнее, и вокруг воительницы уже начинал расти непроницаемый энергетический кокон. Губительные флюиды черных сестер раз за разом разбивалась о невидимую преграду. Кокон медленно рос, вытесняя атакующую энергию за пределы операционной. Над больницей нависли тучи, закружился колючий вихрь. Черные сестры тщетно взывали о помощи. По иронии судьбы, все темные силы были стянуты на далекую родину виккианской воительницы, где хоронили патриарха. На похороны съехалось духовенство со всего света. Даже в смерти патриарх продолжал свое дело объединения религиозных общин и концессий, тем самым неся угрозу грядущему господству сатанинских сил.
Оставшись без подкрепления, черные сестры терпели первое поражение на своей земле. Защитный кокон рос без помех, и вскоре вся больница оказалась внутри огромной полусферы. Теперь и сама воительница, и все, кому она поможет в этот день побороть смертельный недуг, были укрыты под невидимым крылом виккианских сестер…
Дича не замечал ни тестя, ни Шуру, ни запредельного нервного напряжения в оперблоке. Все растворилось в бесконечной пелене времени. Далекие звезды мерцали в бескрайнем пространстве. Прилетевший откуда-то ветерок поднял прядку Вичиных волос. Взвившийся локон спутался с Дичиной челкой и стал медленно опускаться, нежно касаясь его лица. Задержавшись на влажной щеке, золотая прядь прильнула к его губам, и время остановилось. Они были одни в этом мире. Он, и все еще его Вичинька. Дича гладил ее лицо, целовал ее невидящие глаза и шептал в ее неслышащие уши о том, как он ее любит. Он умолял ее проснуться, но она смотрела сквозь него своими прекрасными бездонными глазами, безмолвно прощаясь с ним и отпуская от себя. Ее гаснущий взор рвался на волю, в те края, где нет ни боли, ни страданий. Издалека донесся едва уловимый запах костра. Ветвистые тени складок сморщенной простыни операционного стола превратились в сухой валежник. В ночное небо поднимался нежный дымок и завивался, точь-в-точь как локоны спящей на хворостяном ложе красавицы. Набирающие силу язычки пламени пробивались сквозь аккуратно сложенные ветки, выхватывая из темноты прекрасные черты ее лица. Это видение вдруг оживило давным-давно позабытое прошлое.
Он сидел прислонившись к высокой сосне и сторожил тревожный сон своей малышки. Осенние сумерки сгущались. Вместе с темнотой подкрался тягучий сон. Он не знал, как долго пробыл в тревожном забытье. Непривычная пугающая тишина пробудила его. Хрипы Венди больше не разносились над речной гладью, и только плеск играющих рыб нарушал безмолвие ночи.
Склонившись над ней, Дерек с ужасом осознал, что вместе с хрипами пропало и слабое дыхание. Он охватил ее рот губами и попытался вдохнуть в нее уходящую жизнь. В ответ грудь Венди послушно расправилась и тут же безжизненно опала. Во рту появился уже привычный привкус крови, который за последние дни все глубже проникал в его существо. Частичка крови любимой теперь текла и в его жилах, и наступающее одиночество уже не так пугало. Его малышка оставалась с ним. Она теперь была частью его и будет жить до тех пор, пока живет его измученное сердце.
С отрешенной аккуратностью он сооружал для нее последнее ложе из валежника. Когда он нежно уложил Венди на приготовленную постель, ни одна ветка не хрустнула под ее невесомым телом. Глядя на спокойное лицо любимой, он не заметил, как из ее безжизненной руки выпало несколько янтарных бусин. Звук их падения растворился в легком гудении набирающего силу огня. Вскоре по прибрежному лесу разнесся еле уловимый запах костра. В ночное небо поднимался нежный дымок.
Достигнув верхушек деревьев, он поворачивал в сторону реки и сопровождал ее быстрые воды до самого моря. Стройные сосны танцевали в отблесках огня, отражая прекрасный профиль покидающей их Венди. Не замечая обжигающего жара, Дерек низко склонился над ней, и его слезы тушили подбирающиеся к ее лицу язычки пламени.
— Я сделал все как ты наказывала! — разносились по лесу его рыдания, и ночные звуки леса стихали, скорбя вместе с ним.
Обессиленный, он осел на землю и тут что-то нежное вдруг коснулось его пальцев. Янтарные бусины подкатились и просились в его ладонь. Они еще несли тепло ее рук, и передавали ему последнее прости. Сидя около растворяющейся в огне любимой, он одиноким волком выл на полную луну. В его затуманенном слезами взоре металлическое мерцание ночного светила стало рассыпаться на множество стеклянных лун. В полумраке оперблока продолжала гореть лишь лампа на столике анестезиолога. Ее свет отражался от висящей под потолком операционной лампы и холодным металлическим блеском ложился на Дичино лицо. Он чувствовал, как где-то наверху вихри черной энергии бессильно разбиваются о невидимую преграду. Вдруг Дича заметил, как едва уловимая победная улыбка коснулась лица Вичи. Никто кроме него не заметил этого. Весь персонал был прикован к кардиомонитору. Шла двадцатая минута, а сердце упорной пациентки продолжало биться наперекор всему…
