— Ну как знаете, — чуть ли не обиженно сказал он. — Пошли тогда.
Они прошли в соседнюю комнату. В ней стояли стеллажи с тонной папок. Каждая из них была переполнена пожелтевшими листами бумаги. Еще были какие-то коробки, которые стояли друг на друге.
— Это все, что осталось от проекта «Дальний космос». Документы, расчеты, личные дела. Многие с грифом «секретно», кстати. Тут вы найдете все, что нужно. Включая теорию сверхсветового перемещения. Работающую, как оказалось! — Он хрипло рассмеялся и закашлялся. — Ох, старость не радость. Скажу только, что проект развалился и был законсервирован в годы перестройки. Никто не знал, успешный он или нет – выловить след вашего корабля было невозможно, несмотря на кропотливый труд наших физиков и астрономов. Может, мы бы и развивали дальше проект, но Старый Союз развалился, а Новый… Ему не до того было, и правильно это. Столько насущных проблем, которые надо было решить. Потом Марс, Солнечная Система… Может, кто-то и занимается теорией путешествия в дальний космос, но вряд ли с особым усердием. Не нужны оказались далекие звезды, если возвращаешься от них в совершенно чуждый мир. Если вообще возвращаешься. Бедные ребята… Так ты не помнишь, что с ними случилось, сынок?
— Нет, Миша. У меня потеря памяти.
— Да, да, я понял. Ну а где ты был, помнишь хоть?
— Да, — Леонид улыбнулся. — По одной остановке в каждом рукаве Млечного Пути.
— Умница. Первый, кто прошел по Млечному Пути. Красиво. Молодец… Вы, генерал, наверняка вовсю терзаете капсулу, пытаетесь прочесть с нее данные? В тех коробках – вся необходимая аппаратура. Магнитофоны для пленочных кассет, еще какая-то техника, я уже не помню. А то такие небось только в музеях остались. Забирайте, исследуйте. Не забудьте прочитать инструкцию по проявке пленочных фотографий, а то засветите все. Ну все, на этом моя миссия выполнена. Пойдем, Леня, еще чайку попьем, да историй порассказываем.
12 апреля 2061 года, Москва, гостиница «Космос».
Леонид смотрел в окно на парад, который шел в центр Москвы по проспекту Мира. Гремела музыка, развевались флаги с изображениями ракет, звезд и прочей космической атрибутики. Были и портреты Гагарина, конечно.
Вдруг в номер ворвался откровенно злой, если не сказать больше, генерал Слепцов.
— Ты что же, сукин сын, творишь такое? — гневался он, схватив Леонида за грудки.
— Валентин Игоревич, простите, я не знаю, о чем вы говорите.
— Ах, не знаешь? Ну на, смотри тогда! — он достал из своего портфеля папку, взятую из архива Миши, и швырнул ее на стол. — Давай-давай! Помечено красным!
Леонид открыл толстую папку, в которой оказалось досье на него за 1981 год, и нашел нужную пометку. Выделен был следующий текст: «В 1980–1981 гг. имел отношения с Мариной Семеновной Сушкиной (1958 г.р.). В ноябре 1981 г. у нее родилась дочь Елизавета». Дальше шли были кратко указаны иные факты биографии Марины и Елизаветы. Леонид прочитал весь абзац, наверное, пять или шесть раз, после чего медленно вдохнул полной грудью и закрыл папку. Выдохнул.
— Я не знал, — сказал он. — Честное слово.
— Ты почему ее бросил? — мрачно спросил генерал. — Ты вообще зачем это сделал?
— Я был молодым идиотом. О дальнем космосе мечтал сильнее всего. Я не знал, что у нас будет ребенок.
— А это что-нибудь изменило бы, Леонид?
— Черт возьми, конечно, да! — он стукнул кулаком по столу. Потом, обессилев, рухнул в кресло. — Да. Не надо было лететь. Нашелся бы герой на мое место. Но я же не знал… Что у нас будет дочь… Что Маринку люблю больше космоса… Черт, я о ней даже не помнил до того, как вы мне эту папку показали. Он готов был расплакаться, но генерал положил руку ему на плечо.
— Прошлого не воротишь, Леонид. Но у меня для тебя есть подарок. Он кинул на столик еще одну папку, уже не из архива.
12 апреля 2061 года, Москва, квартира.
Шестилетняя Машка с мамой вернулись с праздников. Замечательный был день! Столько радостных лиц, столько веселья, улыбок! Подарков, в конце концов! А каким прекрасным был марш космонавтов на Красной площади! Сотня неуклюже переваливающихся людей в толстенных скафандрах на фоне Кремля – вот умора!
Машка прыгала от радости, носилась по квартире как настоящая шестилетняя девчонка, хотя уже считала себя совсем взрослой. Ее задор уже подходил к концу, как вдруг раздался звонок в дверь. Машкина мама удивилась – кто бы это мог быть, да еще в праздник, да еще в такой поздний час? — и пошла открывать.
Увидев, кто стоит на пороге, она остолбенела. Поначалу она решила, что это он, Сергей, Машкин отец. Так они были похожи, только у того волосы были темно-русые, а не седые. Те же глаза, почти то же лицо, пожалуй, чуть помоложе… Но это был не он.
— Мам, кто это? — спросила Машка, нетерпеливо дергая маму за рукав.
— Меня зовут Леонид. Я знаю, что это прозвучит очень странно, но… Кхм. Я – дальний родственник вашей дочки и… вашего погибшего супруга. Его прадед, если быть точным. Не знаю, как мне и быть. Я… принес вам небольшие подарки. И еще хотел бы рассказать одну очень странную историю. Вы… Вы позволите мне войти?
Машкина мама молча посторонилась, пропуская гостя. Сама Шестилетняя Машка понеслась в свою комнату распаковывать подарок. Это была музыкальная шкатулка с изображением звезд на крышке. Под ее ласковую музыку она и уснула, с улыбкой на лице. Какой замечательный день!
А ее мама и Леонид проговорили целую ночь, так и не разобравшись до конца в том, что теперь будет, и какое будущее их ждет. Но почему-то им казалось, что довольно хорошее.
Алферов Валерий Викторович
175: Пророк
«От чистого истока в Прекрасное Далеко,
В Прекрасное Далеко я начинаю путь».
Ю. С. Энтин
— Готово, товарищ директор! — розовощекий практикант отошел на пару метров, любуясь своей работой. На стене справа от входа матово блестела прикрученная безусым юнцом табличка. Выбитые в серебристом металле буквы извещали: «Академия наук СССР. Институт футурологии имени Протестантова И. И.»
— А кто этот Протестантов? Вы же наверняка знаете, Николай Васильевич?
Стоявший рядом директор института перевел взгляд с таблички на третьекурсника физтеха, со вчерашнего дня проходившего у него практику.
— Конечно, знаю, Петруша. Наш институт совсем молодой – полгода, как открылся. И последние месяца три я добивался, чтобы институту присвоили имя несправедливо забытого ученого.
— Так он был ученым? В какой области?
— Он был не просто ученым, а первооткрывателем, проводником и мучеником, пострадавшим за святое дело науки. Знаешь, о Протестантове я впервые услышал от своего деда. А он у меня, Петруша, был между прочим известнейшим врачом-психиатром. Академик Краснов, не слышал? Эх, и что вы только, молодежь, в ВУЗах по истории науки проходите… Так вот, дед мой, светлая ему память, хоть и стыдился той роли, что ему довелось сыграть в судьбе Ильи Игоревича, поведал мне его историю. И этот рассказ настолько меня впечатлил, что я – в ту пору школьник – с того дня твердо решил стать футурологом.
