Но в этом и заключалась ирония судьбы — будучи избранной из Культиса, она могла быть безумной не более, чем обезьяна могла превратиться в слона. Наоборот, будучи продуктом тщательного генетического отбора на протяжении многих поколений на планете, достигшей чудес в развитии науки, она должна была быть совершенно нормальной! И действительно, при первом знакомстве с девушкой Донал не заметил в ней ничего ненормального, за исключением этой самоубийственной глупости. Очевидно, ситуация в которой оказалась девушка, заставила ее так поступить.
Донал задумчиво крутил контракт. Анна не понимала, что делала, когда просила его уничтожить этот листок. Это было единое целое, даже слова и подписи были неразрывной частью единой гигантской молекулы, которая была почти неуничтожима и не могла быть изменена или испорчена никакими средствами. В то же время Донал был уверен, что на борту не найдется ничего, чем можно было бы разорвать, сжечь, растворить или каким-то иным способом уничтожить этот листок. Единственным его законным обладателем был принц Уильям.
Расправив свой штатский пиджак, Донал вышел из каюты и через длинные коридоры ряда секций направился к главному залу отдыха. В узком проходе у входа в зал толпились одетые к обеду пассажиры: взглянув поверх их голов, Донал увидел стол и среди сидевших за ним эту девушку, Анну Марлевану.
Остальные, сидевшие за столом, были: исключительно красивый молодой человек — офицер-фрилен-дер, что было видно по его форме; неопрятный молодой человек, такой же рослый, как и офицер, но без воинских регалий, он полулежал в своем кресле; худощавый, приятного вида человек средних лет с серыми волосами. Пятый, сидевший за столом, несомненно, был дорсайцем — массивный пожилой человек в форме фрилендского маршала. Вид этого последнего и побудил Донала к внезапному действию. Пробившись сквозь толпу, загораживающую вход, он направился прямо к этому столу. Подойдя, он протянул сжатый кулак маршалу-дорсайцу.
— Здравствуйте, сэр, — сказал Донал. — Я надеялся увидеть вас до старта корабля, но на это не было времени. У меня к вам письмо от моего отца, Ичана Кана Грина… Я — его второй сын, Донал.
Голубые глаза дорсайца, холодные как вода в зимней речке, уперлись в Донала. На несколько мгновений установилось напряженное молчание: маршал, казалось, колебался, что ему предпочесть — дорсайский патриотизм вместе с любопытством или возмущение наглостью Донала.
Затем маршал крепко пожал протянутый кулак Донала.
— Значит, он все еще помнит Хендрика Галта? — улыбнулся маршал. — Я уже много лет ничего не слышал об Ичане.
Донал почувствовал, как холодок возбуждения пробежал по его спине. Единственный, с кем бы он хотел завязать знакомство, даже путем обмана, был Хендрик Галт, первый маршал Фриленда.
— Он шлет вам свой привет, сэр, — сказал Донал. — И… может быть, я принесу вам письмо после обеда, и вы сможете прочесть его.
— Конечно, — ответил маршал, — я расположился в каюте 19.
Донал продолжал стоять. Продолжать разговор дальше было трудно, но спасение пришло — впрочем, Донал на это и рассчитывал — с дальнего конца стола.
— Возможно, — сказал человек с серыми волосами мягким и вежливым голосом, — наш юный друг согласится пообедать с нами, прежде чем вы уведете его в свою каюту, Хендрик?
— Это будет для меня честью, — быстро ответил Донал.
Донал придвинул себе кресло и сел, вежливо кивнув остальным, сидящим за столом. Глаза девушки встретились с его взглядом. Выражение их было суровым, они сверкнули, как изумруды в скале.
— Анна Марлевана, — сказал Хендрик Галт, знакомя Донала с сидящими за столом, — а джентльмен, пригласивший вас, — Уильям из Сеты, принц и президент правительства.
— Вы оказываете мне честь, — пробормотал Донал, кланяясь.
— …это мой адъютант Хьюго Киллиен.
Донал и офицер-фрилендер кивнули друг другу.
— …и Ар-Делл Монтор с Нептуна.
Развалившийся в кресле молодой человек вяло махнул рукой в знак приветствия. Его глаза, черные, особенно по контрасту со светлыми бровями и такого же цвета белыми волосами, на мгновение прояснились, взгляд стал резким, пронизывающим, но мгновение спустя он вновь откинулся в кресле и погрузился в равнодушную неподвижность.
— Ар-Делл, — с усмешкой заметил Галт, — готовится к выпускным экзаменам на Нептуне. Его занятие — социальная динамика.
— Конечно, — пробормотал нептунианин голосом, похожим на что-то среднее между фырканьем и смехом. — Конечно, да-да, конечно, — он поднял тяжелый стакан и погрузил нос в золотистое содержимое.
— Ар-Делл, — сказал седовласый Уильям тоном мягкого упрека.
Ар-Делл поднял свое бледное испитое лицо, взглянул на Уильяма, снова то ли фыркнул, то ли рассмеялся и опять погрузился в бокал.
— Вы уже завербовались куда-нибудь, Донал? — спросил фрилендер, поворачиваясь к Доналу.
— Вы — настоящий дорсаец, — с улыбкой сказал Уильям со своего места за дальним концом стола, рядом с Анной, — всегда готовы к действию.
— Вы льстите мне, сэр, — сказал Донал. — Ведь возможность проявить себя чаще всего встречается на поле битвы, а не в гарнизонной службе, при прочих равных условиях.
— Вы слишком скромны, — заметил Уильям.
— Несомненно, — сказала вдруг Анна, — до удивления скромен.
Уильям вопросительно взглянул на девушку.
— Анна, постарайтесь сдержать свое высокомерное презрение к этому приятному молодому человеку. Я уверен, что и Хендрик, и Хьюго согласны с ним.
— О, они, конечно, согласятся, — ответила Анна, бросая на них взгляд. — Конечно, согласятся.
— Что ж, — со вздохом заметил Уильям, — и мы должны многое прощать избранным. Что касается меня, то я должен признать, что я в достаточной мере мужчина и достаточно дикарь, чтобы любить сражения… А… вот и еда, впрочем.
Наполненные до краев тарелки появились на поверхности стола перед каждым, кроме Донала.
— Сделайте заказ сами, — сказал Уильям. И, пока Донал нажимал кнопку коммуникатора перед собой, делая заказ, остальные взяли ложки и принялись за еду.
— …отец Донала был вашим товарищем по школе? — спросил Уильям, когда был утолен первый голод.
— Он был моим ближайшим другом, — ответил маршал.
— О, — сказал Уильям, осторожно беря на вилку кусок нежного белого мяса. — Я завидую вам, дорсайцам, в этом. Ваша профессия позволяет вам не смешивать дружеские отношения и эмоциональный контакт с повседневной деятельностью. В сфере коммерции, — он махнул тонкой загорелой рукой, — никакая дружба невозможна.