После этого большая рыжая сука опять вернётся в своё логово. И опять ощенится красивыми сильными щенками. Это будет уже совсем другой помёт.
Но пока она лениво спит, подрагивая во сне ушами, и иногда дергая передними лапами.
* * *
Все четверо остановились у входа в городской парк, поодаль от лихого плаката «УФА — ГОРОД, ОСТАНОВИВШИЙ ТЬМУ!». Анне всегда нравилось смотреть с этой точки на вздымавшуюся вдали гору, на вершине которой осадил своего коня бронзовый Салават Юлаев.
Под плакатом топталось несколько пикетчиков — в основном женщины в чёрных платках. Слава Богу, сейчас все немного угомонились, а год назад, чуть было до стрельбы не дошло… межконфессиональные разборки грянули. Мол, наш-то бог посолиднее вашего будет! Именно он и остановил проклятую стену мрака в трёх километрах от Уфы!
Привычный патруль ООН, дежуривший у рамки стационарного металлоискателя у самого прохода в парк, вежливо, но настойчиво отвёл в сторону порядком подвыпившего мужичка. Мужичок укрепился на ногах, достал сигарету и, так и не щёлкнув зажигалкой, обстоятельно заявил:
— Нет, ну, понаехало тут всяких, понимаешь… менты по всей Уфе! Порядочному человеку отдохнуть негде — негр не пускает!
— А чего ты хочешь, это всё американцы! Теперь их из нашей страны не выгонишь. Это они специально, чтобы нефть нашу грабить, — охотно отозвалась одна из женщин, перекрестившись.
— Не гневи Бога, тётка, — сказал по-русски один из патрульных. — Я тебе кто — гондурасец что ли? Из Магнитогорска я, поняла? Будете здесь митинговать — выкинем. Это детский парк, между прочим, а не пивная. Эй, не задерживайтесь, гражданочка — проходите! — сердито крикнул он остановившейся Анне.
Пройдя через рамку, Анна забрала сумочку, просвеченную хмурой внимательной женщиной в военной форме, поблагодарила и пошла по аллее, обернувшись напоследок на проверяющую. Она напомнила ей Мёрси… такие же внимательные серые глаза, стройная фигурка, уверенные, ловкие движения. Женщина почувствовала взгляд, мельком глянула на Анну, кивнула, вновь повернулась к монитору сканера… и улыбнулась.
Анна невольно кивнула в ответ и пошла дальше, догоняя семейство, которое уже шумно дискутировало — карусель или детская площадка?
— Ну, вот видишь, как в парке хорошо, — сказала она мужу. — В первый раз за последний месяц тебя вытащила, а ты уже в радостных сомнениях выбора.
— Если бы не я — он бы так дома и остался, — сказал Вовка. — Ленка, ну её, эту карусель! Опять тошнить будет! Мы лучше поиграем на площадке, а потом к машинкам пойдём. Как тебе такой вариант? Что? Ну, хорошо, лисичка-сестричка, ты играй в песочнице, а мы с папой очередь займём, ладно?
— Ладно! — пискнула Леночка, чмокнула брата в щёку и довольно поскакала по боковой аллейке к песочнице. В пластмассовом ведёрке брякал новенький жёлтый совок.
Вовка с удовольствием посмотрел ей вслед. Он сам покупал для сестры этот пёстрый комбинезончик. «Поскрёбыш»… любимица семьи. Муж в ней души не чает, Вовка с ней постоянно возится, наряжает как куклу, хвастается везде, какая у него сестрёнка замечательная…
— Слушай, боюсь я вас одних оставлять, Анюта, — сказал муж. — Опять кто-нибудь с автографами пристанет…
Анна вспомнила, с каким удовольствием Леночка прикладывала ладошку к бумаге и оставляла «аф-ф-ф… аф-ф… фо-то-граф!», обрисовывая фломастером тоненькие пальчики. «Это для моих! Для жены и сыночка, — сказал ей тогда весёлый Коваленко. — А старый дяденька Бриджес пусть локти кусает — мы ему только фотографию пошлём! Меньше будет по Нью-Йоркам болтаться, на Генассамблее выступать!» «Гесамбалея!» — выпалила Леночка и засмеялась.
— А ты не волнуйся, — ответила Анна. — Тут два шага. Нам вас видно будет. Если что — мы вас позовём.
…не волнуйся — заорём так, что сразу прибежите! — обычно говорила Мёрси Илье, когда они, вдвоём с Анной, в тумане отходили в сторону…
Муж с Вовкой пошли к длинной очереди в кассу. Вовка закурил. Он теперь курит в открытую, не таясь. Инна тоже должна подойти… вон, Вовка опять телефон достаёт. Ничего — симпатичная, смешливая. А подружка у неё, наоборот — чуть что — глаза на мокром месте. Молодец, Вовка, спас девчонок…
…а ты, вот, своих друзей уберечь так и не смогла…
— Даже ангелам не дано воскрешать ушедших, — пробормотала Анна и тряхнула головой. Нет, надо не думать о прошлом — хватит!
Анна присела на скамейку и закрыла глаза. Её вдруг охватило чувство чего-то хорошего, что — вот, прямо сейчас! — произойдёт. Она не открывала глаз, боясь, что радостное чувство обманет… что ничего не случится…
«А тебе что, мало того счастья, что у тебя есть сейчас? — строго сказала она себе. — Не капризничай и не ной, как…» — она не стала называть это имя даже мысленно.
Солнце касалось её лица тёплыми ладошками… пахло попкорном, мороженым и шоколадом.
Она вдруг снова увидела себя, обламывающую ветки елей, растущих у Дворца Молодёжи. Она торопливо развела костер. Возвращаться в здание, у дверей которого темнели лужи крови, ей не хотелось. Сонную, зевающую Леночку, завёрнутую в одеяло, она посадила на скамейку, повязав ей свою косынку, как платочек.
— Теперь ты похожа на рисунок на шоколадке «Алёнка», — сказала она и поцеловала дочку в нос. — Спи. Нас скоро заберут отсюда. Дядя Саша, Илья и Мёрси прогнали все плохие сны.
Дым поднимался к небу, где совсем-совсем не было ни тумана, ни туч, а только редкие пушистые облака. Леночка, повозившись, снова заснула. Анна немного поревела… а потом стала рыться в сумке. Она нашла её, — сумку Мёрси, — валяющейся на боку, у самого входа. Благодарение Богу — на ней не было крови… даже на колёсиках…
Копчёная колбаса, сигареты, две баночки паштета… сухарики, любимые сухарики Мёрси с перцем и укропом… и ещё…
Ещё — вот…
Она смотрела на книжку о приключениях Муми-Тролля… которую Мёрси бережно заворачивала в пятнистую армейскую футболку. Смотрела сквозь расплывающиеся, дрожащие разводы… и слёзы капали на обложку…
«Не реви, Анна! — сказала ей храбрая девочка. — Ты теперь сильная!»
Серьёзный и очень красивый Илья обнимал Мёрси за талию… часто дышал улёгшийся поодаль окровавленный, но живой, Пёс… а рядом с ним стоял измученный, израненный Михаил-Сашка, тяжело опираясь на меч.
Победитель.
Воин, сумевший победить… и выполнить её последнюю просьбу, которую не слышал Сатана… но о которой мог бы без труда догадаться… но тогда он бы не был Сатаной.
