Она покачала головой. Когда ее щеки порозовели, лицо уже не казалось столь надменным.
— А кажешься чужой. Иначе не решилась бы бродить по улицам Карсультьяла с наступлением ночи. Должно быть, что-то важное заставило тебя рискнуть.
Она небрежно пожала плечами, хотя в лице ее читалась настороженность.
— Никаких неотложных дел… хотя для меня это было важно.
Драгар вопросительно уставился на нее.
— Я хотела… просто побыть одной, уйти на время. Быть может, потеряться — не знаю. Не думала, что кто-то посмеет тронуть меня, зная, кто я такая.
— Кажется, эти подзаборные крысы трепещут перед твоим именем меньше, чем ты рассчитывала, — лукаво предположил Драгар.
— Все мужчины боятся имени Кейна! — горько возразила Дессилин.
— Кейн! — изумленно сорвалось с его губ. «Какое отношение имеет эта девушка к?..» Но Драгар снова посмотрел на ее утонченную красоту, ее роскошный наряд и начал догадываться. Он с гневом заметил, что его возглас заставил смолкнуть посетителей таверны. Несколько человек с испугом обернулись к нему.
Варвар хлопнул ладонью по рукояти меча.
— Здесь воин, который не боится имен! — объявил он. — Я слышал кое-что о самом страшном колдуне Карсультьяла, но произнести его имя для меня проще, чем испортить воздух! Сталь этого меча способна рассечь лучшее, что могут выковать известные на весь мир оружейники, она упивается кровью волшебников.
Дессилин уставилась на него как завороженная.
А что было потом, Дессилин?
Я… не уверена… Мой разум — я, наверное, была потрясена. Помню, как держала его голову, казалось, вечность. А потом помню, как смывала с нее кровь водой из деревянного таза, и вода была такой холодной и красной. Наверное, я накинула на себя одежду… да, и помню, как шла по городу… улицы и эти лица… Все эти люди, они смотрели на меня… Смотрели и отворачивались, смотрели и казались сочувствующими, иногда любопытными, смотрели и делали гнусные предложения… А некоторые не обращали внимания, вообще меня не видели… Я шла и шла, так долго… Помню боль… Помню мои слезы и боль, когда слез уже не осталось… Я помню… Мой разум был как в тумане… Моя память…
Не могу вспомнить…
Подняв глаза, он увидел ее стоящей на пристани — она следила за ним со странной игрой напряжения и нерешительности на лице. Маврсал удивленно хмыкнул и выпрямился над своей плотницкой работой. Должно быть, она была призраком — настолько бесшумно она к нему подкралась.
— Мне нужно было увидеть… все ли с тобой в порядке, — неуверенно улыбаясь, сказала ему Дессилин.
— Все — не считая трещины в моем черепе, — ответил Маврсал, глядя на нее с сомнением.
К рассвету он выполз из-под обломков мебели — в каюте все было перевернуто. Кровь запеклась на густых волосах у него на затылке, и в голове пульсировала оглушающая боль — так, что ему пришлось долго просидеть, пытаясь вспомнить ночные события. Что-то вошло в дверь, отшвырнуло его прочь как надоевшую куклу. А девушка исчезла — унесенная демоном? Ее предостережение относилось к нему; сама она не выказывала страха, скорее отчаяние.
А может, вернулись его люди, чтобы выполнить свои угрозы? Выпил слишком много вина, удар по голове?.. Нет уж, Маврсала не проведешь. Обидчики ограбили бы его, убедились в его смерти — в том случае, если нападающими были люди. Девушка назвалась любовницей колдуна, именно колдовство простерло свои черные крылья над его каравеллой. Сейчас девушка вернулась; и приветствие капитана было сдержанным, потому что теперь он знал, какая опасность угрожает ему.
По-видимому, Дессилин догадалась, о чем он думает. Она сделала движение, будто собираясь повернуться и уйти.
— Погоди! — окликнул он вдруг.
— Я не хочу более подвергать тебя опасности.
Капитан не выдержал:
— Опасность! Кейн может забавляться со своими демонами в аду, мне наплевать! Мой череп оказался для этой твари слишком прочен, и если он хочет потягаться со мной, я здесь и готов его поприветствовать.
Дессилин шагнула к нему, в ее широко открытых глазах светилась радость.
— Занятия магией истощили его, — заверила она капитана. — Кейн проспит еще много часов.
Маврсал с грубой галантностью перенес ее через леер.
— Тогда приглашаю тебя присоединиться ко мне в моей каюте. Уже слишком темно для плотницкой работы, и мне хочется поговорить с тобой. После прошлой ночи я, пожалуй, заслуживаю ответов на некоторые вопросы.
Он поднес огонь к лампе, повернулся и обнаружил, что она сидит на краешке кресла, не сводя с него испуганных глаз.
— Какого рода вопросы? — спросила она неохотно.
Маврсал неопределенно махнул рукой:
— Да любого. Как ты связалась с этим колдуном? Почему он удерживает тебя, если ты его так ненавидишь? Почему не можешь уйти от него?
Она ответила грустной улыбкой, от которой он почувствовал себя наивным.
— Кейн… обворожительный человек; в нем есть какой-то магнетизм. И я не отрицаю притягательности его гигантской силы и богатства. Имеет ли это значение? Достаточно сказать, что я любила его когда-то, но ненавидела его с тех пор слишком долго и слишком глубоко, чтобы об этом помнить.
Кейн продолжает любить меня по-своему. Любить! Это любовь скряги к его богатству, любовь знатока к изящной безделушке, любовь паука к своей плененной добыче! Я — его сокровище, его собственность, — а что значат чувства вещи для ее владельца? Уменьшит ли наслаждение, получаемое хозяином от своей статуи, тот нелепый факт, что предмет его гордости ненавидит его? Уйти от него? — Ее голос дрогнул. — Клянусь богами, неужели я не пыталась?
Обуреваемый вихрем мыслей, Маврсал изучал измученное лицо девушки.
— Но к чему смиряться с поражением? Прошлая неудача не означает, что ты не можешь пытаться снова. Если ты достаточно свободна, чтобы бродить по улицам Карсультьяла ночью, твои ноги могут унести тебя еще дальше. Я не вижу цепи у тебя на шее.
— Не все цепи видимы.
— Я это слышал, хотя никогда этому не верил. Слабая воля может изобрести собственные оковы.
— Кейн не позволит мне покинуть его.
— Сила Кейна не более чем хвастовство.
— Кое-кто оспорил бы это, пожелай мертвецы поделиться мудростью, пришедшей к ним чересчур поздно.
В уставившихся на него зеленых глазах девушки читался вызов. Маврсал ощутил чары ее красоты, и в нем заговорил мужчина.
— Корабль поплывет туда, куда ему укажет хозяин, — и к черту все приливы и ловушки моря!
Ее лицо приблизилось. Золотисто-рыжие волосы коснулись его руки.
