В отдалении опять послышались крики ярости. Оглянувшись, он увидел, что на сцену вывели Лафлина. Душой он был сейчас с ним.
— Вы мне нравитесь, Ричардс, и я думаю, что у вас дела пойдут нормально, — сказал Киллиан. — Ваш в некотором роде грубоватый стиль радует меня безмерно. Я, видите ли, коллекционер. Наскальная живопись и египетские саркофаги — это сфера моих интересов. Вы являетесь аналогом скорее наскальных рисунков, чем египетских погребальных сооружений, но это неважно. Мне бы хотелось, чтобы вас сохранили — если хотите, поместили в коллекцию — так же, как сохранили наскальные рисунки в Азии.
— Лучше запиши биологические излучения моего мозга, ублюдок!
— Поэтому я хочу дать вам хороший совет, — продолжал Киллиан, игнорируя слова Ричардса, — у вас, в принципе, нет шансов выжить: их не существует, когда вся нация охотится за одним человеком, и надо учитывать уровень современного оборудования, которым пользуются Охотники, и их подготовку. Но если не высовываться, можно продержаться дольше. Так что вместо любого оружия, надейся на свои собственные ноги и держись поближе к своим собственным людям, — он поднял палец, как бы для того, чтобы подчеркнуть свою мысль. — Не лезь к таким, как в студии, обывателям, они тебя люто ненавидят. Ты для них — символ всех страхов и трагедий нашего расколотого и больного мира. В студии было мало подставных зрителей, Ричардс. Они искренне ненавидят тебя. Ты почувствовал это?
— Да, — ответил Ричардс, — почувствовал. Я их тоже ненавижу.
Киллиан улыбнулся.
— И поэтому они готовы тебя убить, — он взял Ричардса за запястье; хватка оказалась на удивление сильной. — Сюда.
За их спиной Бобби Томпсон доводил до ярости Лафлина, приводя в восторг публику.
Они шли в одиночестве по пустому белому коридору, прислушиваясь к звуку собственных шагов. Совсем одни. Впереди вдалеке один-единственный лифт.
— Вот здесь я вас оставлю, — сказал Киллиан. — Это лифт-экспресс. За девять секунд — прямо на улицу.
Он протянул руку в четвертый раз, и Ричардс снова не пожал ее. Но на этот раз он на секунду замешкался.
— А что если я поднимусь наверх? — спросил он, кивну головой на потолок и еще восемнадцать этажей над ним. — Кого я там смогу убить? Кого мне придется уничтожить, если я заберусь под самую крышу?
Киллиан мрачно рассмеялся и нажал кнопку около дверей лифта; они мягко открылись.
— Да, Ричардс, ты мыслишь глобально!
Ричардс вошел в лифт, двери медленно поползли одна к другой.
— Не высовывайся! — повторил Киллиан. И Ричардс остался один.
У него перехватило дыхание, когда лифт нырнул вниз, устремившись к теперь уже полной неожиданностей улице.
А двери лифта, действительно, открылись прямо на улицу. Напротив, у входа в мемориальный парк Никсона стоял полицейский, но когда Ричардс вышел из лифта, он даже не посмотрел на него; он всего лишь инстинктивно постучал дубинкой по колену и задумчиво уставился в серый туман, наполнявший воздух.
Туман принес с собой в город ранние сумерки. Сквозь темноту таинственно светились фонари, а на улице Рампарт под прикрытием здания Федерации Игр люди напоминали бестелесные тени. И Ричардс почувствовал, что сливается с толпой. Он глубоко вдохнул влажный сернистый воздух. Это было приятно, несмотря на его привкус. Не покидало ощущение, что его только что выпустили из тюрьмы. Да, воздух наполнял его радостью.
Держись своих людей, сказал Киллиан. Естественно, он прав. И Ричардсу не нужен был Киллиан, чтобы понять это, а также и то, что в Кооп-сити станет невыносимо жарко завтра в полдень, когда отменят «перемирие». Но к этому времени он уже будет далеко отсюда.
Он прошел три квартала и поймал такси. Он надеялся, что экран «Свободного вещания» в такси будет разбит — во многих машинах так оно и было, но в остановившейся машине экран был в лучшей рабочей кондиции и показывал заключительные кадры шоу «Бегущий Человек». Черт подери!
— Куда, приятель?
— Улица Робард.
Это было в пяти кварталах от того места, куда он направлялся. А оттуда дворами можно будет добраться до дома Молти.
Шофер нажал на педаль и старая модель автомобиля на газу рванула вперед, распространяя вокруг симфонию стучащих клапанов и трещащего газопровода. Ричардс откинулся на виниловом сиденье, туда, где тень казалась наиболее густой.
— Эй, да я только что видел тебя на экране! — воскликнул таксист. — Ты же этот парень, как его? Причард!
— Причард, точно, — согласился Ричардс.
В заднем стекле тряслось, удаляясь здание Федерации Игр.
Казалось, что какая-то психологическая тень уходила из сознания Ричардса, несмотря на неудачу с таксистом.
— О, господи! Ну, ты и силен, парень. Честно скажу, правда силен. Боже, но ведь они убьют тебя! Ты-то хоть это понимаешь? Они вытрясут из тебя все кишки! Ну, ты силен!
— Точно. И ты тоже.
— Правду говорю — ты парень, что надо! — он был в восторге. — Ты не против, если я расскажу жене, что вез тебя? Она спятила от этих Игр. Мне, конечно, надо сообщить о тебе, но сотню-то я не получу. Таксисты должны представить еще одного свидетеля. Ну, надо же, а мне не везет, никого не было поблизости, кто бы мог видеть, как ты ко мне садишься.
— Да, это плохо, — сказал Ричардс, — жаль, что ты не сможешь помочь им укокошить меня. Может, мне оставить расписку, что я был тут?
— О, Господи! Неужели ты напишешь? Это бы было…
Они пересекли Канал.
— Я выйду здесь, — вдруг сказал Ричардс. Он вынул из конверта, который вручил ему Томпсон, один Новый доллар и бросил на переднее сиденье.
— Эй, я ничего такого не имел ввиду…
— Да, ладно, — ответил Ричардс.
— А ты, правда, можешь мне дать такую расписку?..
— Отстань, ублюдок!
Он вылез из машины и пошел по направлению к улице Драммонд. Контуры Кооп-сити поднимались перед ним в наступающей темноте. Таксист прокричал ему вслед:
— Надеюсь, они тебя быстро поймают, паршивый подонок!
Короткими перебежками — через задний двор, сквозь дыру в дряблом пластиковом заборе, отделявшем один асфальтовый пустырь от другого, через заброшенную стройплощадку, прячась в глубокой тени домов от проезжавшей мимо гремящей банды рокеров — их галогеновые фары напоминают в темноте бешеные глаза ночных оборотней. Затем перепрыгнул через последний забор (порезав до крови одну руку), и вот Ричардс уже стучится в заднюю дверь дома Молти Джернигана. Это, кстати, и был основной вход.
Молти держал подпольный магазин, единственный на улице Док, где имея достаточно денег, любой мог приобрести специальную милицейскую дубинку с электрошоковым устройством, винтовку с полной обоймой, пулемет, героин, «карусель», кокаин, надувную бабу или просто шлюху, если денег не хватает на стерильную резиновую. Можно было добыть адрес любого из трех казино, адрес порноклуба и сотни других нелегальных вещей. Если у Молти не находилось того, что тебе надо, он специально заказывал для тебя.
