Не знаю почему, но пока я шел от стоянки к мэрии, мне казалось, что сзади наплывает серая плоская туча и вот-вот начнет накрапывать мелкий дождик. Я даже временами будто ощущал его дыхание на своем затылке, и это заставляло меня прибавлять шаг. Странная это штука — вторичное восприятие. Какая-то деталь из окружения настолько напоминает то, что неоднократно было с тобой в прошлом, что на тебя лавиной обрушиваются другие ощущения из этого прошлого, так что порой не отличить реальность от воображаемого. Мелкий холодный дождь — это же лагерь Алто на Гирреве в Метрополии. То же одиночество среди толпы людей и та же скрытая враждебность всего, что окружает. Двадцать четыре стандартных года — целую вечность! — назад. Шесть долгих одиноких лет, до тех самых пор, пока я не был отобран для училища Службы Связи. Метрополия знает, кого отбирать для такой службы лишь тех, у кого нет никого из близких во всей Галактике. И она знает, как их воспитывать.
Я успел как раз вовремя. Сессия Совета, наверное, только что закончилась, и толпа ожидавших у мэрии людей медленно рассасывалась. Я поднялся по лестнице и вошел в кабинет мэра.
Он был не один, напротив него в креслах с высокими спинками сидели двое Советников и о чем-то оживленно спорили. Я поймал лишь обрывок их разговора. Мэр сидел в своей обычной позе и, судя по всему, в споре участия не принимал. Было видно, что он очень устал.
При моем появлении оба Советника замолчали и со сконфуженным видом словно их застали за каким-то неприличным занятием, поднялись с мест. Я хорошо знал обоих. Один — Парк Дларш, владел участком на западе острова и был, по моим сведениям, сторонником скорейшего начала разработки реенгрита. Еще бы — на его участке минерал залегал очень близко к поверхности, и запасы были достаточно велики, чтобы сделать владельца участка очень богатым человеком. Второй был Тино Аргал, Советник с Континента, с которым я разговаривал утром.
Я подождал, пока они выйдут из кабинета, и сел в одно из освободившихся кресел.
— Будет ли ответ для Метрополии? — спросил я.
— Подтвердите получение — и все.
— Понятно. Вы что же, так ничего и не решили?
— Нет, почему же? Кое-что мы решили. Кое-что мы все-таки решили. По крайней мере, мы, вроде бы, разработали приемлемый для всех план дальнейших действий. Сегодня вечером я оглашу его, а завтра сюда соберутся все, кто есть на Сэлхе, для голосования.
— А что за план?
— Все в свое время, Мэг.
— Понятно. Тогда я пойду.
— Идите, Мэг. Только знаете что? Я посоветовал бы вам — так, на всякий случай — сажать свою машину поближе к Станции. У вас же там есть небольшая площадка прямо на холме. Перегоните ее прямо сейчас.
— Я думаю, еще не время.
— Смотрите, не опоздайте.
Я был убежден, что мэр переоценивает опасность. По крайней мере на текущий момент. Позже, конечно, всякое может случиться, но пока… У меня как-никак, имелся некий опыт в подобных делах, не говоря уже о том, что я прошел все психологические курсы Академии. После училища я восемь стандартных лет шлялся по Галактике, налаживая и ремонтируя оборудование Станций Связи и успел насмотреться всякого. Одна Бухта Дьякона чего стоила. Странное название для города — столицы Ангерстана — но уже через месяц забываешь о его странности. Зато никогда не забыть ночные сражения полиция с портовыми бродягами. Ловр Косой наверняка не учился даже в простой школе и не имел никакой подготовки по массовой психологии, но он великолепно умел в нужный момент направить толпу туда, куда ему требовалось. Пока его не прирезали подосланные убийцы, он регулярно устраивал беспорядки в порту, каждый раз неплохо наживаясь на срыве перевозок. Когда его прирезали, началось восстание и порт был просто-напросто разрушен федеральной артиллерией. Я там был, все это видел и никогда не забуду. И я всегда помнил, что прекрасно чувствовал тогда то состояние толпы, когда она готова к взрыву. Здесь до этого состояния еще не дошло. Здесь потребуется толчок, и немалый, чтобы начались беспорядки.
Однако через поселок я не пошел, а, выйдя из мэрии, двинулся к своему холму по узкой тропинке вдоль ручья, что огибал его с юга. Обычно я не ходил здесь — кустарник по краям тропинки пожух от зноя и не давал тени, трава под ним выгорела и пропылилась. Каменистая почва здесь не удерживала влаги, и лишь зимой, когда дуют ветры с юга, принося с собой дожди, этот склон холма пробуждался к жизни. Но сегодня, после ночного ливня, все вокруг ожило, и я не пожалел, что выбрал эту дорогу.
Через четверть часа я был на Станции. До вечера, когда мэр собирался выступить с принятым на сессии Совета планом действий, оставалось еще несколько часов. Делать в эти часы было совершенно нечего. Желая насколько возможно потянуть время, я не спеша, основательно пообедал, а затем достал из шкафа табельный излучатель и стал его тщательно проверять. Я знал, что недалеко время, когда им придется воспользоваться.
И вот тут, в это самое мгновение, когда я закончил профилактику оружия и привычным движением загнал в него импульсатор, меня вдруг обдало волной холода. Только сейчас, только в этот самый проклятый момент я вдруг почувствовал — не понял, а именно почувствовал! — что готовлю-то я оружие для того, чтобы стрелять в людей. Не по мишеням стрелять и не по зверям всяким — по людям. Я видел, как стреляли в людей, и видел, как люди убивали друг друга, но сам никогда еще не брал в руки оружие для того, чтобы убивать. Никогда.
Я застыл на месте, сжимая в руках излучатель, и мучительно пытался найти себе оправдание. И не находил его. Давно, очень давно не случалось со мной такого. С тех самых пор, как осознал я свою исключительность, свою способность видеть точнее и дальше других, свою способность предвидеть и объяснять поступки чужих мне людей, с тех самых пор, как я почувствовал уверенность в себе, в том что я способен на все и нет дела, которое оказалось бы мне не по плечу и нет поражения, которое сломило бы эту мою уверенность, с тех самых пор мне впервые захотелось найти оправдание своим поступкам. Не перед другими. Что другие? Прах, пыль, муравьи, сами не понимающие, к чему они стремятся. Перед собой. И не находил я этого оправдания. Я говорил себе, что это не преступление — стрелять ради защиты своей жизни. Но кто как не я сам был виновен в том, что жизни моей угрожала опасность? Я говорил себе, что мир наш несправедлив и преступен. Что мой выстрел значит в сравнении с преступлениями, творимыми ежечасно, когда из-за каких-то интересов, цинично называемых высшими, целые планеты обрекаются на вымирание, когда из-за неспособности людей понять друг друга худшие из худших — таков неизбежный закон — получают возможность править миром? Что значит в сравнении с этим мой выстрел и чья-то отнятая им жизнь? Выстрел… Не выстрелы погубят Сэлх…
