— Есть, сэр — ответил Бленд, и, исподлобья взглянув на Скайуокера, решился спросить. — А будут они?
— Что?
— Боевые вылеты?
— Будут.
Бленд продолжал странным немигающим взглядом смотреть на Скайуокера. Затем поправил свои темные волосы. Он всегда так делал, когда хотел придать себе лишней уверенности.
— Сэр, можно с вами поговорить не как с командиром?
— Валяйте. Я еще, — он посмотрел на часы, — целых пять часов в отпуске.
— Мы стоим здесь уже два месяца.
— Бленд, так вы не единственный, кого это раздражает.
— Я не для этого пошел служить во флот.
— Это понятно.
— Я был лучшим на своем курсе.
Скайуокер снисходительно улыбнулся.
— Я тоже.
— Я мог преспокойно перенять дела в фирме отца. Но мне было… интереснее, что ли, возиться с этой дурацкой техникой, чем копаться в бумажках. Потом мне предлагали место специалиста на Фондоре. Это сразу — то после окончания университета. А я зачем-то поперся на два года в Академию и попал сюда.
— Мне тоже много чего предлагали. Уже в детстве, — нарочито серьезным тоном ответил Анакин.
— Да?
— Да, — и снова также серьезно. — Работу наркодиллера на Корусканте, например.
— Я не шучу, — Бленд дернул головой. И снова пригладил короткий завиток волос на левом виске. — Нам мало платят. Вы же не считаете то, что мы получаем, приличным жалованьем?
— Вы об этом думали, когда шли в Академию?
— Еще я думал о положении в обществе.
Скайуокер скептически поднял брови. Ничего не ответил.
— А что тогда для вас, — Бленд обвел глазами ангар, — ну, все это?
— То, что я умею делать.
— Я понимаю. Карьерные перспективы у вас есть.
— У вас тоже, Бленд.
— А что будет дальше?
— Постараемся выиграть войну.
— Когда?
— Когда вы почините этот самый бомбер.
— Да что…
— Да то, — неожиданно оборвал его рассуждения Анакин. — Что завтра к двум часам дня вы представите мне рапорт о состоянии машины. А к четырем у вас должны быть готовы соображения по приведению ее в полную боевую готовность.
— Есть, сэр.
Скайуокер повернулся на каблуках и зашагал прочь. Вслед ему понеслось:
— Сэр, вам нравится, когда вам все завидуют?
Теперь уже Анакин не смог скрыть кривой, одновременно удивленной и в чем-то разочарованной улыбки. Впрочем, он и не скрывал ее, потому что в ответ на этот смешной выпад не соизволил обратиться к технику лицом. Он так и стоял целую минуту, глядя на свое отражение в блестящей обшивке стен ремонтного ангара и улыбаясь самому себе.
— Например, кто?
— Капитан Штрим.
Анакин пожал плечами.
— Это, честно говоря, не моя проблема.
* * *
Адмирал Цандерс, человек средних лет и среднего роста, глубокую залысину которого скрывала фуражка, а достаточно стройную для его возраста фигуру словно нарочно подчеркивал затянутый ремень на кителе, стоял в центре зала для совещаний. У самого края голографической звездной карты. У адмирала была странная привычка — тыкать в карту пальцами вместо того, чтобы пользоваться лазерной указкой. Иногда он вспоминал об этой удобной штуке, спохватывался, и брал излучатель в левую руку — адмирал был левшой — но через некоторое время клал его на стол, и снова принимался водить пальцем по зеленым лучам голограммы.
Его адьютант Валлаш возился с распечатками карт.
Неподалеку от Цандерса, выпрямившись и почти навытяжку стоял Менкинс, капитан флагмана «Магус», где, собственно, и происходило совещание. Менкинс был темноволос и высок, носил усы с маленькими завитками и вообще мог показаться каким-то персонажем из старого приключенческого романа. При условии, что у остальных присутствовавших на совещании офицеров было время прочитать такие романы. А так как это условие выполнялось с трудом, то тридцатипятилетний Менкинс казался обыкновенным карьеристом, что для республиканской армии было таким же обыкновенным делом. Принято было считать, что в войсках и не было людей иного сорта, как только карьеристы или неудачники. Карьеристы быстро прокладывали путь наверх, мостя себе дорогу талантом к военному делу или иным талантом, как-то подсиживание своих товарищей по службе. Неудачников в войсках скапливалось еще больше, но они наверх не шли, а оседали среди офицеров низшего чина, если вообще становились офицерами.
Стоявшего еще дальше от Цандерса, Менкинса и Валлаша старшего помощника «Мегеры» Скайуокера считали карьеристом. Он это знал, и не возражал. Он и сам причислял себя к карьеристам. Но создавшееся положение он никак не признавал нормальным. Почему-то именно сейчас ему вспомнился вчерашний разговор с Блендом. Ему все казалось, что служба в армии должна совершаться не только ради серебряного и золотого звездопада, которым новые звания отмечаются на униформе. Вряд ли он стал бы распространяться на эту тему, он и сам был по горло сыт республиканской пропагандой. И кое-какой философией тоже, а, значит, и не собирался глубоко задумываться, что же такое военное дело — умение хорошо убивать или же умение хорошо защищать. Он только знал, что это — дело. Работа. Призвание. И глубоко в душе был уверен, что в идеале подавляющее большинство военных должно думать так же, как он, и считать службу возможностью жить по призванию, а не только дорогой к положению в обществе.
Впрочем, при сегодняшней политической ситуации в Республике военная служба была дорогой не к положению, а в некое другое место, приличные названия для которого надо еще поискать. Два года назад, когда первые этнические конфликты на внешних территориях переросли в захват целых систем и объявление независимости, Совет Безопасности, не думая, затыкал эти дыры республиканским флотом и наземными подразделениями, пока вдруг не оказалось, что армия основательно завязла в самой настоящей гражданской войне, а против нее стоят другие армии, нередко куда лучше подготовленные для ведения длительных кампаний. Большая часть войск сохранила верность Республике, хотя многие локальные подразделения перешли под командование сепаратистов. И если в самом начале войны небольшие оппортунистические объединения создавались и разваливались чуть ли не каждый день, то позже отделившиеся государства смогли объединиться в «Союз независимых систем». Растаскивать на части огромный лежалый шмат мяса под названием Республика стало еще легче. Движение сепаратизма, поначалу питавшееся внешними регионами, теперь могло отрывать самые аппетитные и неподгнившие кусочки средних и центральных территорий государства. Рецепт был прост: быстро пропустить сырье через мясорубку наземных действий, слепить новый вариант демократии и немного поджарить огнем бластеров или турболазеров. Какая-нибудь забытая национальная идея и маленькая война за независимость сплачивала народ, а далее на помощь отделяющимся приходили сепаратистские подразделения. И очередное блюдо под названием суверенная система готово. Впрочем, суверенностью своей дорожили немногие. Большинство таких государств очень скоро вступали в «Союз независимых систем».
