седалищ. «Можно ли мне уйти прямо сейчас?». «Да, пока можете уйти», — ответили погоны домиком, — «зайдите в 203-ий и напишите заявление указав причину». Не поблагодарив, вошедший бозон стал пинать стулья по направлению к выходу из 152-ой в государственный коридор. Он больше не вернулся. Он упустил возможность слиться с лейтенантом. Потовый ручеёк завернул за ним в коридорную дверь.
— А так что, можно было? — с места встал мужчина в джинсовом костюме будто из музыкального клипа на канале Bridge Retro. В голове у меня заиграла песня Ричарда Маркса, та самая, где он побеждает дракона в японском саду.
— Да, если вам компенсация расходов не нужна, пока можно уходить. Через 203-ий. Пока я не внёс вас в государственный документ — лейтенант разговаривая становился менее алый лицом, давление падало с выходом слов. Возможно это и есть способ предотвратить выхлоп начинки на аудиторию. Нужно дать ему говорить. Клапан. Давление падает через вербальный клапан.
— Вы же только приглашение получили. При-гла-шэ-ни-э. Это не повестка, — он продолжал, — вы пока что можете в любой момент. Все. Уйти.
В этот любой момент женщина с задних рядов решительно вышла вон. За ней следовал аромат сирени, как будто она окатила себя целым баллоном спрея для туалетной комнаты. Женщина-сирень была покрыта мелкими фиолетовыми прыщиками либо обычными прыщиками, но замазанными бриллиантовым-фиолетовым. Пах ли антисептик или парфюм? Я подумал, что если лейтенант совершит государственный чих от этого запаха, то всем нам конец. Седая вершина не перенесёт такой провокации. Джинсовый человек, задавший вопрос, напротив же сел и больше вопросов не задавал. Я был тому благодарен, поскольку вместе с тишиной джинсового человека наступила и тишина Ричарда Маркса. Очевидно, человек-джинса, как и я, находился в завороженном мистическом гипнозе от происходящего в государственном месте, желая пройти процедуру до конца. Ведь нас всё же при-гла-си-ли. А мы вежливые люди. Пришли и остались. Сирень выходила из комнаты гонимая выдыхаемым тёплым воздухом входящих и рассаживающихся. Становилось душно и кое-то использовал приглашение как веер. Обеднённый кислородом воздух окончательно вытеснил сирень и мне остался только дух заменителя пластмассы под моим седалищем.
Прочие вежливые люди стеснительно входили и входили ещё государственную четверть часа. Волоча свои щупальца с присосками-магнитами удерживающими смартфоны, семеня многоножками вельветовых штанов, кашляя и свистя через дышло на спине, входящие постепенно сложили в комнате срез общества, словно мы все вышли из одного вагона метро и вошли в другой, всего только пересев на новые места. Войдя все совершали одну и ту же ошибку, которую не совершил я, но лишь по природной запасливости или выученной смекалке. На краю государственного стола лежали две невысокие стопки блинов с виду одинаковых целлюлоидных листов и стояла коробка с ручками а-ля BIC. Входящим лейтенант глазами указывал на листы. Входящие, показывая чудеса эмоционального интеллекта, прищуривались в ответ и брали авторучку и лист одной из стопок. Самые психопатические застывали над стопками и сверху, не притрагиваясь к листам сверяли одинаковость стопок зрением. Убеждались, что текст на бумаге в левой и правой горке один и тот же, брали один государственный лист, например справа, и уходили садиться на стулья, заполнять анкету используя тот самый откидной столик. И только я, подумав, что могу испортить государственную работу, хоть и видел, что они одинаковые, взял две порции из разных стопок. Смогу переписать, не вставая если что-либо пойдёт не так. Опасность приближения лишний раз к седой оконечности лейтенантского нутра того не стоила. Присев, и переписав, как любят анкеты на бумагу всё государственное содержимое паспорта, СНИЛС, ИНН и копии трудовой книжки, то есть информацию которая точно есть у всех в этом здании, раз они меня нашли и пригласили, я удовлетворился безошибочностью своего исполнения и отложил второй экземпляр на соседний стул. Заняв им заодно уж немного пространства, оккупировав второй стул. Я опасался, что жидкий старик оставляющий после себя синие капли на полу, коснётся рукой соседнего между ним и мной стула и я вляпаюсь в его синьку. Отложил я лист методом его переворота и тут же ток прошёл по моей кисти. Вторая бумажная анкета отличалась от только что заполненной на перевёрнутой стороне в самом конце в одной строке. При внимательном, но скором осмотре я обнаружил и другие отличия. Местами шрифт, ширина места для подписи и даже нумерация разделов отличались. Старик тут же коснулся свободного от листа места, капнул сине-сизым выделяемым, но синяя клякса на седалище рядом меня уже не беспокоила, она впиталась в заменитель пластика. Анкеты две. Это определённо были разные документы. Без сомнений, не задерживаясь, я заполнил второй экземпляр, понимая, что это не может быть случайность. Государственные принтеры не совершают случайность, они лишь исполняют случайность специально заложенную в государственный файл. Мои цифры из ИНН, СНИЛС, паспорта, копии трудовой забежали во второй лист и расселись немного на других строках. В наполненном виде вторая анкета ещё больше отличалась от первой. Следующие пятнадцать минут все сдавшие анкеты по одной получали свою порцию унижения от лейтенанта, который в ответ на сданную одну, тут же просил их заполнить вторую. «Это разные бумаги в разные отделы, важно заполнить две. Они не одинаковые. Даже если одинаковые, они обе нужны». Подобные слова говорила красная голова и ей становилось легче, среди седых волос появились первые каштановые, шнур взрывчатки гас. Лейтенант питался своим предназначением и выкатившиеся глаза сияли не столько от внутреннего давления, сколько от смысла происходящего. Комната погрузилась в отличия двух анкет и как сосны скрипели под задницами плоскости кресел, а под пальцами шарик авторучки. Синий дед, этакий мудрый грибник-рыбак, долго по очереди менял очки, рассматривая вторую анкету. В конце концов он сдался, незаметно скомкал её в ладони отчего бумага превратилась в синюю промокашку, какую при советах вкладывали в тетради, и положил бумажный шарик в карман видавшего водку по 2 рубля 87 копеек пиджака. После сего, отрицая свою вину, дед хитро притворился спящим. Иногда он приоткрывал глаз и смотрел за ситуацией. Прочие бесхитростные сопели над текстом.
Так было до кучерявого. Кучерявый — мужчина лет около моих, с ярко выраженным крестьянским происхождением, одетый для труда на улице в поношенные баленсиаги и пончо — пересел к лейтенанту и задал ему несколько простых вопросов. «Что такое ИНН? Где я могу его взять? И почему ни одна ручка не пишет?». Синяя рубашка в государственных штанах явно всё это уже слышала и изложила свою точку зрения упомянув слова: госуслуги, мосточкару, мобильный телефон и интернет. Моржевидная рука лейтенанта подала
