«Разве что Марк. Но для чего тогда в доме слуги?»
— Далеко еще? — спросила Дарья, минуя библиотечный зал.
— Не извольте беспокоиться, Ваша Светлость! — оглянулся Феликс. — Уже пришли.
И в самом деле, прошли насквозь библиотеку со вздымающимися к высокому потолку книжными полками, вышли через короткий коридор на лестничную площадку, отделанную панелями резного мореного дуба, и вот они — апартаменты «Рут». Феликс раскрыл перед ней двустворчатую дверь и отошел в сторону. Вежливо, но без подобострастия, склонил голову.
— Ваша светлость!
Дарья вошла. Это действительно оказались апартаменты, то есть, квартира внутри дома, а не спальня или сдвоенные покои. За раскрытой дверью обнаружилось нечто вроде прихожей, затем следовали просторная гостиная, столовая, кабинет с пристроенной к нему библиотекой и спальня с будуаром, ванной и туалетной комнатой. И все это, как ни странно, в неонормандском стиле, с высокими узкими окнами, выходящими на реку и незнакомый, но явно древний город с крепостной стеной и башнями на другом берегу.
«Свея или Британия?» — впрочем, могло статься, что ни одна из знакомых Дарье стран.
Она остановилась перед стеной в кабинете, украшенной весьма любопытными черно-белыми фотографиями.
…Красивая молодая женщина в мужском костюме с корзинкой для пикника улыбается на фоне чего-то, на чем написано по-английски «… rican…irl»,
«The American Girl»? Может быть…
Подпись… Рут Элдер.
…Женщина в кожаной куртке… Короткая стрижка, светлые волосы, узкое лицо, некрасивое, но интересное, и чудная улыбка, расцветающая на жестких губах… Амалия Эрхарт…
Все фотографии принадлежали одному и тому же жанру… Женщины в комбинезонах и коже, улыбающиеся и серьезные, в странного вида шлемах и специальных очках для полетов в открытых кабинах… Ни одного мужчины, только женщины… Большей частью молодые, но не все. Иногда сами по себе, но чаще рядом с незнакомыми и достаточно примитивными, как показалось Дарье, летальными аппаратами, использующими, по всей видимости, двигатели внутреннего сгорания…
Хелен Шеридан, Глэдис О'Доннелл, Милдре Кауфман, Марина Раскова, Берилл Маркхэм, Мелитта Шенк фон Штауффенберг…
Совершенно очевидно, что все эти женщины являлись пилотами, но Дарья о таких даже не слышала. Их имена ничего ей не говорили, но фотопортреты кричали в голос.
«Рут Элдер… Апартаменты „Рут“… И где же ты летаешь, милая?»
Но не было ответа.
— Желаете перекусить? — спросил между тем Феликс. — Выпить? Закурить?
— Принять ванну? — нарушила молчание Феона.
— Вздремнуть? — предложил Феликс.
— Переодеться?
— Да! — остановила их Дарья. — Я хочу принять ванну… но… мои вещи…
— Думаю, что смогу подобрать что-нибудь подходящее, — вмешался Феликс.
— Уверен? — поинтересовалась заинтригованная Дарья. — Включая белье?
— Не извольте беспокоиться! — обнадежил ее Феликс.
— Ну, стало быть, ванная, легкий… А что у нас со временем?
— Семь пополудни бортового времени, — подсказала Феона.
— Значит, легкий ужин… Сыры?
— Все, что пожелаете!
— Стало быть, сыры, фрукты, белый хлеб, белое вино, — перечислила Дарья.
— Будет исполнено!
— В ванную подать коньяк и папиросы.
— Какие именно?
«О, Господи! Неужели у них есть все?»
— Фрапен?
— Как прикажете.
— Нефертити.
— Египетские с гашишем?
— Да, — оторопела Дарья.
— Сию минуту!
И действительно, не прошло и пяти минут, а она уже сидела в горячей ароматной воде — вокруг нее в мраморной ванной плавали лепестки роз — курила папиросу с гашишем и пила настоящий коньяк из окрестностей одноименного города. И, разумеется, она не могла думать ни о чем, поскольку пыталась думать одновременно обо всем. А это, как известно, ни к чему хорошему не ведет.
«Ну, и хрен с вами!» — почти весело решила Дарья, отчаявшись разобраться в своих мыслях и чувствах, или хотя бы понять, куда и зачем занесла ее судьба.
Она была уже на полпути к «нирване». «Приход» ожидался с мгновения на мгновение. Тело «оттаяло», расслабляясь, и загуляла душа, искавшая в наступившей истоме отдохновения от «трудов праведных» и «угрызений совести». Угрызаться совершенно не хотелось, хотелось летать, любиться без остервенения, раствориться в папиросном дыме…
— Позвать кого-нибудь?
Оказывается, Дарья была в ванной не одна. Поодаль виднелись Феликс и Феона. Стояли, скромно потопив взоры, но тем не менее…
— Кого, например? — лениво поинтересовалась Дарья, паря в призрачных небесах.
— Мальчика… — предложила Феона.
— Девочку… — вставил слово Феликс.
— Живую… — добавил он через мгновение…
— Или мертвую, — усмехнулась Дарья, продолжая стильно уходить в никуда.
— Ну, зачем же так! — как бы даже обиделась вдруг Феона. — Я не мертвая, Ваша Светлость! Я неживая, а это — вот и Феликс скажет — совершенно разные вещи.
— Истинная правда!
«Проверить? — думалось трудно, в голове плыли не мысли, а большие рыбы самых примитивных чувств. — Но почему, тогда, не мальчик?»
Но, видимо, даже в бреду «механическая девочка» показалась Дарье безопасней «неживого мальчика».
— Пшел вон, Феликс! — приказала она. — А ты… ты давай там… Раздевайся! Хочу посмотреть на твои винтики!
Но «винтиков» под платьем не оказалось. Феона на поверку выглядела, как молоденькая и хорошо — но не идеально — сложенная девушка. И «прелести» ее выглядели именно так, как нужно, пробуждая вполне очевидные желания, которые, как тут же выяснилось, Феона умела удовлетворять с блеском и техническим совершенством дорогой шлюхи! Впрочем, о куртизанках из высшего общества Дарья только в желтой прессе читала, не говоря уже о циркулирующих на флоте слухах «из первых уст», однако Феона ее не разочаровала.
31 декабря 1929 года, борт вольного торговца «Лорелей».
Утро выдалось чудесное, и, хотя Дарья твердо знала, что все это обман, солнечный свет, льющийся в окно, золотой и теплый, прикосновение легкого ветерка, несущего запахи цветущих садов, песня птицы за окном — все это было так прекрасно, что она просто не могла думать об уловках и хитростях. Иллюзия? Бутафория? Подлог? Да все, что угодно, но только не фальшь и не туфта! Вчера ее разбудила гроза, а позавчера — мычание коров и перезвон висящих на их шеях колокольчиков. Стадо шло по дороге к видневшимся в излучине реки лугам. Настоящие коровы с настоящим пастухом. И Дарья не собиралась бежать за ними следом, чтобы выяснить, мираж это или нет? Сон, наваждение, дезинформация… Ей было все равно. Мир за окнами менялся. Он существовал «не понарошку». В нем вставало и заходило солнце, плыла по ночному небу красавица луна — то серебристая, то лимонно-желтая, — портилась и исправлялась погода. Мир был полон движения, цветов и запахов. Он звучал, наконец!
