— Помилуйте, Николай Ионыч! — настороженно удивился Ветров. — Какие слухи?!
— Якобы я – осведомитель КГБ. Не знаю даже, что и думать. Я сильно озадачен, если не сказать – оскорблён.
В глазах Ветрова потемнело. Тупая скотина Емеля!
Он нарочито изумлённо рассмеялся. Мозг его лихорадочно работал.
— А-а-а, — протянул он. — Кажется, я начинаю понимать… Это Вам Емеля сказал, да? Ионыч, Вы стали жертвой недоразумения, — он снова рассмеялся. — Я обдумываю сценарий детектива. Хобби, в некотором роде. А Емеля, получается, нашёл черновик… Забавно… Извините, я имею в виду – какая забавная нелепость вышла.
— Черновик…
Ветров уже справился с собой.
— Это даже не черновик, — проникновенно пояснил он, — это всего лишь примерка сюжета на реальную жизнь. Я беру соседей и подставляю в сюжет. Такой творческий приём для проверки достоверности.
Ионыч опустил взгляд, потрогал шевелюру. Стрижка его заметно молодила.
— Ах, вот что… Тогда извините.
— Ничего-ничего. Просто нелепое недоразумение. Я бы тоже чёрт-те что подумал. Ну даёт Емеля…
Ионыч снова пытливо взглянул Ветрову в глаза.
— Скажите, Денис Иванович, а Вы, случаем, не установили Емельяну запрещённую прошивку? Слышал я про такие немецкие штучки… для киберрабовладельцев…
— Ну что Вы, какие прошивки! — обворожительно улыбнулся Ветров. — Тоже какое-то недоразумение.
— Знаете, я давно работаю с роботами, кое-что в них понимаю. Ваш Емельян малоразвитый, с ограниченным кругозором, словно только домашними работами занимается, притом в одиночку. А ещё этот немецкий акцент… Признайтесь: Вы ведь поставили ему такую немецкую прошивку?
Ионыч подмигнул.
Улыбка замёрзла на лице Ветрова:
— Кажется, настал мой черёд оскорбляться…
Ионыч качнул головой – как-то боком, словно хмыкая.
— И всё же я к Вам загляну вечером, и мы поговорим об этом при Емельяне. Хорошо?
— Меня не будет дома! Ионыч, занимайтесь лучше своими прямыми обязанностями.
Ветров дал отбой. Задумчиво взвесил в руке коммуникатор.
— Ах ты, предатель… — пробормотал он.
И набрал номер Вадика Перелетова.
***
Узнав подробно у Вадика, как ударом уничтожить блок памяти робота (пришлось ещё потратить время на объяснения подозрительному Вадику), Денис Иванович поспешил домой.
Во дворе не было ни души – взрослые ещё работали, дети учились. Таясь и озираясь, Денис Иванович забрался в заросли под окнами своей гостиной. Прикинул что-то, глядя снизу. Потом, пошарив в зарослях, нашёл большой камень и, кряхтя, перенёс его под окно. Отыскал в зарослях несколько забытых детьми игрушек. Игрушки Ветров спрятал под камень и стёр свои следы. Оглядел критически, что получилось: играли мальчишки, притащили камень, устроили тайник… А бедный Емеля полез мыть окно и упал (вот несчастье!) спиной точно на камень…
В дворовой мастерской Денис Иванович взял тяжеленный никелированный молоток («часовой», как называл такие молотки их учитель физтруда Борисыч). Молоток он спрятал в сумку и поднялся в квартиру. Запер за собой дверь – на добротный дореволюционный замок. Теперь ему никто не помешает…
— Емеля! — позвал Ветров.
Емеля появился в дверях.
— Ну здравствуй, Павлик Морозов…
— Я твой слуга. Я твой раб'отникь…
— Подойди к окну гостиной и встань на стул.
Емеля выполнил приказ. Он двигался медленно, словно что-то ему мешало. Доброе лицо его заменилось печальным смайликом.
— А теперь я тебя ненадолго обесточу… — сказал Ветров сквозь зубы.
Ему очень не хотелось ломать своё имущество. И его злил этот смайлик. Проклятье, можно вообразить, этому имуществу страшно!
Ветров отодвинул панельку на спине робота. Очень, очень мешал этот дурацкий смайлик. Как ладошка, которой прикрываются от топора. Чёрт, опять сюси-пуси, как над разбитой детской чашкой с котиком… Привык к Емеле. Сколько сил вложил в настройку болвана… Больше такого робота уже не будет. Проклятый Режим!.. Ветров сердито щёлкнул выключателем. Смайлик исчез, Емеля замер. Сейчас работала только его память, от автономного питания.
Денис Иванович подошёл к сумке, достал молоток. Вернулся в комнату.
…И тут раздался треск и грохот. Дом вздрогнул, что-то посыпалось. Ветров метнулся в прихожую.
Там, через сорванную входную дверь, лез тяжёлый Потап. Мигал жёлтый проблесковый маячок. Следом за Потапом в дверной проём проник дворник Ионыч.
Ветров уронил молоток.
— Осторожно… Осторожно… — однообразно повторял Потап.
Он тяжело протопал мимо вжавшегося в стену Ветрова в гостиную и схватил своими грузовыми манипуляторами Емелю. Дал задний ход. По стенам метались жёлтые блики.
— Осторожно…
Запыхавшийся Ионыч поднял молоток.
— Кажется, кавалерия успела вовремя… — он подбросил молоток в руке.
Денис Иванович, наконец, обрёл дар речи.
— Ты что себе позволяешь?! — просипел он, с каждым словом повышая голос. — Как ты смеешь врываться в частное жилище, хамло?!
Его понесло. Таких угроз и такого злобного мата дворнику Ионычу ещё не приходилось слышать. Ветров угрожал Советом по правам, Конституцией и своей правоведческой квалификацией.
— Да я тебя в психиатрическую упрячу!!!
Николай Ионович Ботнару с любопытством огляделся, задержал взгляд на иконах в углу. Приятно улыбнулся Ветрову.
— А не побоитесь? — весело поинтересовался он.
Ветров замолчал. Щёки его посерели.
А Ионыч вышел следом за Потапом.
Станислав Петрович томился и изнывал. Какое-то время он даже пробовал воздействовать на мироздание усилием мысли. То есть, смотрел несколько раз на потертый циферблат старых настольных часов, ворочал тяжелую мысль «пора, пора» и даже перекладывал бумаги на письменном столе. Мироздание, равно как и астрал с торсионными полями не поддавались. Коротко стриженный молодой человек в темном костюме, с именем Сергей и неопределенным отчеством то ли Александрович, то ли Евгеньевич, по-прежнему сидел напротив, задавал никому не неинтересные вопросы и хранил раздражающую невозмутимость.
Но более всего раздражало, что этот молодой человек, у которого, кстати, даже брови были коротко стрижены, олицетворял неудобный и зыбкий мир, в отличии от уютной, не всегда приятной, но знакомой и уютной реальности. В этой реальности только что решилось важное и давно вызреваемое дело, первый плод которого – бутылка дорогого итальянского коньяка «Шабасс Италиан империал», — жаждал своей участи в шкафу с бумагами у стены. В этой реальности уже звонили коллеги из кабинета зама напротив и спрашивали: «Скоро ты там? Ушел твой фсбэшник?» – а самому Станиславу Петровичу не терпелось поведать им, что дочь Шумского все-таки ложится к ним на обследование. Разумеется, негласно и не для разговоров и, разумеется, с сопутствующим денежным содержанием, так что, очень возможно, коллеги, удастся выкроить и на премии.
