— Не знаю, что это, — признался Борис, — и, скорее всего, оно нас не касается — оно живет своей жизнью, законов которой мы не понимаем, так как не обладаем личным восприятием.
— Я уже обладаю, — Николай мрачно усмехнулся, — не могу сказать, что восприятие оказалось приятным.
Борис промолчал — в его понимании, личное восприятие не являлось взглядом стороннего наблюдателя; это в лучшем случае впечатление, а восприятие — когда получаешь встречный импульс и чувствуешь на себе его касание. …Хотя что об этом спорить? — решил он, — может, у нас была коллективная галлюцинация, вызванная некими физическими или медицинскими факторами? Теперь все прошло и через час мы увидят первые воронежские новостройки…
Больше они не нарушали ровный гул двигателя глупыми рассуждениями, замкнувшись каждый в своих мыслях. Борис прикрыл глаза — бессонная ночь давала о себе знать и никакие фантомы, проносящиеся за окнами кабины, не могли победить естественную усталость…
— Наконец-то! — радостный голос Николая, расколол его сон.
Открыв глаза, Борис увидел, что фура въехала на виадук, с которого начинался широкий прямой проспект, освещенный тусклыми фонарями; по обеим сторонам возвышались громады многоэтажек, сливавшихся вдали в сплошную темную массу.
— Знаешь, что странно? — Николай повернулся к пассажиру, с интересом глазевшему по сторонам, — на въезде в город поста ГАИ нету. Тут даже в сраных райцентрах всегда стоит будка и ребята с автоматами…
— Небось, не построили еще — трасса-то, похоже, новая…
— Уж, конечно! Особенно сейчас, когда кругом антитеррор!..
— Меня другое смущает, — Борис закурил, — ни одно окно не светится. Понятно, что ночь, но неужто никто не смотрит телек, не страдает бессонницей, не бухает с друзьями? Сам подумай.
— Может, авария на подстанции?
— А фонари от батареек работают?
— Да хрен его знает! Но всему же есть разумное объяснение!
— Есть, — и хотя ни одна из версий, ни про ГАИ, ни про свет в окнах, не выглядела разумной, Борис не стал спорить — гораздо важнее было ощущать себя в привычном, понятном мире.
— Зато за дорогами тут следят! — Николай с завистью вздохнул, — не то, что у нас…
Действительно, ослепительно белая разметка на гладком, без единой выбоины асфальте, казалась нанесенной только что, будто специально к их «визиту». Борис решил, что знакомый ему центр Воронежа выглядит далеко не так идеально.
Проспект не собирался заканчиваться, лишь иногда раздуваясь в круглые площади. Шестнадцатиэтажные «свечи» чередовались с торговыми центрами, к которым вели удобные подъезды с замершими рядами автомобилей…
— Блин, не думал, что Воронеж такой здоровый, — Николай взглянул на часы, — прям, как Москва.
— Я тоже не думал… — в прошлый раз Борис побывал в, так называемом, Северном районе — основной городской новостройке, так она совсем не походила на то, что они наблюдали сейчас. …А если это не Воронеж, то что? Липецк?.. Да нет, я ж был там — Липецк меньше…
— Ничего так и не узнаешь? — в голосе Николая звучала надежда, но Борис покачал головой, — ладно, поехали дальше.
— Слушай! Мы здесь были! — Борис вдруг ткнул пальцем в стекло, — я помню этот супермаркет, с флагами!
— Мы не могли здесь быть — мы ж едем только вперед.
— Вон за теми домами, — продолжал Борис, — будет кафе. Стеклянный такой кубик, и само слово «кафе»…
Он не успел договорить — кафе действительно возникло сразу за шестнадцатиэтажной башней. Николай резко затормозил, по привычке прижавшись к тротуару, хотя за все время они так и не встретили ни одной машины.
— Ты можешь объяснить, что происходит?
— Я подозреваю, что это все-таки не Воронеж.
— А что? — голос Николая стал испуганным, и курил он часто затягиваясь, словно боялся не успеть; взгляд его сполз на иконы, с которых тоскливо взирали лики святых.
— Помолись, — предложил Борис.
— К черту!.. — Николай выбросил недокуренную сигарету и та исчезла, едва коснувшись асфальта, — блин! — он вытаращил глаза, — потому здесь так чисто! Все сразу исчезает!..
— Ничего никуда не исчезает…
— Да пошел ты! — Николай круто вывернул руль, — валить надо отсюда!
Фура лихо развернулась через две сплошные, но прямого, как стрела, проспекта, приведшего их сюда, больше не существовало — вместо него возник дом, а улица сворачивала влево, теряясь за неизвестно откуда взявшимся, сквером.
От неожиданности Николай ударил по тормозам; тяжелую фуру протащило с десяток метров, и потом она остановилась.
— Так не бывает, понимаешь?!.. — он смотрел на Бориса, будто от того зависело, что произойдет с миром дальше.
— Понимаю, — Борис согласился, но город продолжал стоять так же нерушимо и ничего в нем не изменилось.
— Бред какой-то…
— Надо сходить на разведку, — решил Борис, — хоть узнаю, куда мы попали.
— Узнай, — в глазах Николая появился безумный блеск, — заодно узнай, не нужна ли им килька в томате! Каспийская! Двадцать пять тонн!.. — но тут его сознание на миг просветлело, — погоди! А если ты исчезнешь, как мой «бычок»?
— Говорю ж, ничто в мире не исчезает, поэтому смерти я не боюсь. Частица божественного, которая существует в любом существе, предмете, явлении, обязательно найдет новое место.
— Ты — псих, — заключил Николай, и добавил, подумав секунду, — хотя уж и не знаю, кто из нас псих. Может, такие, как ты, и выживут в конце концов…
— Не уезжай без меня, — открыв дверь, Борис спрыгнул вниз; почувствовал под ногами привычную твердость асфальта и прохладу ночи, не ощущавшуюся в кабине.
— Ага, уеду! — Николай расхохотался, но то, что Борис не исчез, а спокойно направился к домам, вернуло надежду. …Может, таким дано нечто большее, благодаря их несуразной вере?.. Скорее бы он вернулся, а то начнет светать… а начнет ли? Вдруг тут вообще не бывает рассвета?.. Господи!.. — Николай закрыл глаза. Тишина, не нарушаемая даже комариным писком, сдавила голову. …Может, я умер, и так по-новому теперь выглядит преисподняя?..
Резко наклонившись, он принялся целовать иконы; при этом в сознании проносились обрывки молитв, то ли слышанных в кино, то ли выхваченных из брошюрок, которые регулярно совали в кабину «Свидетели Иеговы»…
Борис не знал, куда лучше пойти, поэтому, как всегда, решил положиться на интуицию; глубоко вдохнул чистый, не похожий на городской воздух, и свернув на узкую улочку, двинулся вдоль домов. Страх, мимолетно возникший при встрече со старухой и автомобилем-призраком, давно прошел. Скорее, это был даже не страх, а чувство, производное от эффекта внезапности. Настоящий страх у людей вызывает лишь смерть — остальное можно пережить, перетерпеть, перебороть; когда же ты в смерть не веришь, и этот, единственный страх исчезает.
