— Благородный дон, вели привести какого-нибудь ученого человека! Не может быть, чтобы такое было написано в настоящей Книге.
— Действительно, это неплохая мысль, дорогой Тиба… Вы здесь, дон Пина? Очень кстати. Вас не затруднит найти высокоученого Синду и попросить, чтобы он подошел сюда?
— С удовольствием, дон Румата. Мне и самому интересно, что же на самом деле с этими странными книгами. Я-то признаться, никогда не задумывался, что в них написано. Надо же, сжигать, начиная от стопы. Чтобы просто сжигали — видел, но чтобы вот так… Я, конечно, не силен в богословии, но думаю, это не очень хорошая рекомендация.
— Почему же?
— Много времени займет, опасаюсь, что до утра не управимся — охотно пояснил капитан ландскнехтов, — на мой взгляд, сжигать такую толпу лучше целиком. Но решать, конечно, вам, Светлый.
— Я учту ваше мнение, — любезно ответил Румата, — но давайте все-таки послушаем, что скажет почтенный Синда.
— О, разумеется. По части огненного снаряда почтенный Синда — непревзойденный мастер.
С этими словами дон Пина отбыл.
Эта реплика породила яростный спор среди конвоиров. Одни утверждали, что алхимик уж точно придумает, как быстро сжечь всех пленных в соответствии с Книгой, другие настаивали на том, что все одно, до утра не управиться.
Наконец, появился Синда. Не очень скоро, но своевременно — среди пленных еще не начались истерические припадки, хотя некоторые явно были уже близки к этому.
— Приветствую вас, благородный дон. Мне сообщили, будто вас заинтересовало происхождение Книги Каты Праведного?
— Да, почтенный Синда. Видите ли, эти два монаха вычитали в книге весьма странные вещи и у нас возник спор о том, действительно ли Ката Праведный это написал. У меня, признаться, есть некоторые сомнения…
— Ваши сомнения всецело справедливы, — сказал Синда.
— Вот как? — удивился Румата, — но я же еще не сказал, в какой именно части книги.
— Это вовсе не важно, благородный дон. Как известно, Ката Праведный никак не участвовал в написании той книги, которой пользуются монахи.
— Вы говорите странные вещи, почтенный Синда. Кто же тогда написал эту книгу и где настоящая книга Каты Праведного?
— Эта книга появилась лишь через двести лет после смерти Каты Праведного, при императоре Дескаде. Император приказал, чтобы монахи составили священную книгу — и, разумеется, это было сделано. Сам же Ката Праведный вообще не писал книг.
Среди слушателей прошел нестройный ропот.
— Вы достоверно это знаете?
— Вполне достоверно, — подтвердил Синда, — как известно, Кате Праведному было откровение. Ему открылось, что святые истины нельзя записывать, потому что они сразу превратятся в ложь и святотатство.
— Не слушайте его! — выкрикнул один из монахов.
Румата медленно повернулся в его сторону.
— Ты, кажется, что-то сказал? Если так — очень зря. Потому что присутствующий здесь дон Пина весьма заинтересовался способом сожжения человека начиная со стоп.
— Я… Я молчал.
–.. И правильно делал… Простите, что перебил вас, почтенный Синда. Так что же говорил Ката Праведный?
— Он говорил всего две вещи, дон Румата. Одна — «будьте справедливыми».
— А вторая?
— Вторая — «будьте милосердными».
— И все? — спросил Румата.
— Все, — подтвердил Синда, — если его просили объяснить, в чем справедливость и в чем милосердие, он отказывался, говоря: «зачем объяснять то, что люди и сами знают».
— И книгу он не писал.
— Не писал, благородный дон.
— А вот это? — Румата протянул Синде знак трезубца.
— А это родовой герб императора Дескада. Он повелел делать его оттиск на всех священных книгах.
— Понятно. И здесь обман… Ладно, слушайте меня, парни. Я даю каждому из вас шанс. Каждый, кто будет хорошо сражаться в войске Хозяйки, после войны получит надел земли и денег, чтобы обустроить хозяйство. Кто проявит трусость или нарушит присягу … помните, этот костер разжечь недолго. Решайте — я никого не неволю.
— Я с вами, благородный дон! — пискнул Тиба, — только я не знаю, как присягать. Ордену-то на трезубце присягали…
Румата размахнулся и швырнул трезубец в костер. Затем воткнул в землю меч и сказал:
— На этом будете присягать. Берись за рукоять и повторяй за мной: я, Тиба, свободный человек и воин…
— Я, Тиба, свободный человек и воин…
— …присягаю на верность Хозяйке и Светлым,
— …присягаю на верность Хозяйке и Светлым,
— …чтобы служить им мечом, копьем или иным оружием,
— …чтобы служить им мечом, копьем или иным оружием,
— …сколько потребуется, пока не наступит мир.
— …сколько потребуется, пока не наступит мир, — закончил Тиба.
— Все, боец. Иди вон к тому командиру ландскнехтов, он тебя определит в полк, накормит и даст оружие. А эту пакость, — Румата небрежно ткнул пальцем в знак трезубца, висевший на груди у юноши, — брось в огонь. В войске Хозяйки такое не носят.
Новоиспеченный боец радостно поклонился Румате и побежал к командиру, на ходу срывая шнурок с трезубцем…
— Благородный дон, мы тоже с вами, — прозвучал нестройный хор из нескольких десятков голосов.
«Ну, пошло дело» — подумал Румата…
… Они лежали рядом взявшись за руки.
— Ты не спишь, любимый?
— Нет. Просто смотрю в небо. Разговариваю со звездами.
— Они тебе отвечают?
— Может быть, — сказал Румата, — а может быть, мне просто кажется, что они мигают именно мне. Может быть, они просто перемигиваются между собой.
— Может быть, — согласилась Кира, — может быть, им там скучно. Может быть, они со скуки предсказывают нам будущее. Ведь почтенный Синда говорит, будто по звездам можно читать будущее. Только это очень сложно — ни у кого не получается… Как ты думаешь, а мы правильно поступили, отпустив офицеров вместе с монахами в Арко? Они слишком многое видели.
— Только вряд ли смогут это связно рассказать, — заметил Румата, — и вряд ли им дадут рассказывать. Для начала им придется объяснить, почему у них на лбу вытравлен символ Хозяйки.
Кира хихикнула.
— Непременно! Картинка ведь сойдет не раньше, чем дней через двадцать.
— … Потом, — продолжал Румата, — им придется рассказать о том, как орденский гарнизон в полном составе перешел на сторону противника. Я не удивлюсь, если магистр Цоган просто прикажет их повесить. В назидание другим и во избежание распространения дурных слухов. Но слухов от этого станет еще больше — вот на это я и рассчитываю.
