Томас ушел вперед; она видела его далеко за лавкой мясника. Он остановился возле ребят, играющих в грязи.
– Не знаю, – говорил один из них, когда она подошла. – Дай медяк, может, найду.
– Я спросил у них про Мэтта, – объяснил Томас, – но они говорят, что не видели его.
– Думаешь, он заболел? – обеспокоенно спросила Кира. – У него все время из носа течет. Может, не надо было его мыть? Он привык к грязи.
Мальчики, шлепавшие босыми ногами по лужам, слушали их.
– Мэтта ничего не берет, – сказал один из них. – Он никогда не болеет!
Другой, помладше, утер сопли тыльной стороной ладони.
– Мамка орет на него. Слыхал давеча. И еще каменюгу в него швырнула, а он засмеялся и убежал!
– Когда? – спросила Кира.
– Не знаю. Может, дня два тому назад.
– Так и было! – звонко крикнул другой. – Два дня назад! Я тоже видал. Мамка камень запустила, потому что он жратву украл! И он сделал ноги.
– С ним все в порядке, Кира, – успокоил ее Томас, и они пошли дальше. – Он осторожнее, чем многие взрослые. Так, кажется, здесь поворачивать.
Они пошли по незнакомому узкому проулку. Хижины здесь стояли теснее, лес был совсем близко, пахло сыростью и гниением. Они подошли к зловонному ручью, неглубокому, но очень грязному, и перешли его по скользкому бревну. Кира боялась поскользнуться и упасть в воду, и Томас взял ее за руку и помог.
На другом берегу, за густыми кустами ядовитого олеандра, начинался Фен. Во многом это место было похоже на то, где родилась Кира: маленькие прижавшиеся друг к другу хижины, постоянное нытье детей, вонь от дымных костров, разлагающейся еды и немытых тел. Но тут было темнее, потому что надо всем нависали густые ветви деревьев, и все пропахло разложением и болезнью.
– Как же тут ужасно! – прошептала Кира Томасу. – Почему люди так живут?
– Так повелось, – ответил он, нахмурившись. – Так было всегда.
Внезапно у нее перед глазами возникло видение. Мантия. Мантия рассказывала, как здесь было раньше. И Томас был неправ. Были времена – очень давно, – когда жизнь людей можно было изобразить золотыми и зелеными цветами. Почему эти времена не возвращаются?
– Томас, – предложила она, – ведь это мы с тобой будем заполнять пустые места на мантии и жезле. Может, мы сможем сделать их немного другими?
Но он посмотрел на нее с сомнением и насмешкой.
– Что ты такое говоришь?
Он не понял ее. Возможно, никогда не поймет.
– Ничего, – ответила Кира.
Их окружила зловещая тишина. Кира почувствовала чьи-то недоброжелательные взгляды. На порогах темных домов стояли женщины и с подозрением следили за ними. Кира, хромая, шла вперед, пытаясь найти дорогу между засыпанными мусором лужами. Но глупо было идти без цели в таком месте, где все незнакомо и враждебно.
– Томас, – проговорила она, – надо у кого-то спросить.
Они остановились и так и стояли в нерешительности на тропинке.
– Чего пришли? – раздался грубый голос из открытого окна. Кира повернулась и увидела, как зеленая ящерица скользнула во вьюн, опутавший наличник. Из окна выглядывала худая женщина с ребенком на руках. Мужчин нигде не было видно. Кира поняла, что мужчины, волочилы и копатели, все на работе, и вздохнула с облегчением – она боялась, что они снова ее будут хватать, как когда раздавали оружие для охоты.
Кира пробралась ближе к окну. Через него было видно еще несколько полуголых детей, которые тупо и испуганно смотрели на нее.
– Здравствуйте, я ищу мальчика по имени Мэтт, – вежливо обратилась она к женщине. – Вы знаете, где он живет?
– А что ты мне дашь?
– Дать вам? – удивилась Кира. – Извините, у меня ничего нет.
– А жратвы?
– Нет, к сожалению, – Кира развела руками, показывая, что они пусты.
– У меня есть яблоко, – Томас вытащил из кармана темно-красное яблоко. – Я хотел им пообедать, – тихо объяснил он Кире и протянул его женщине.
Тощая рука высунулась из открытого окна и схватила яблоко. Женщина откусила кусок и отвернулась.
– Погодите! – сказала Кира. – Хижина, где живет Мэтт! Пожалуйста, вы можете сказать нам, где она?
Женщина снова повернулась к ним, ее рот был набит.
– Дальше. – Она громко чавкала. Ребенок, сидевший у нее на руках, схватил яблоко, но тут же получил затрещину. – Там, рядом со сломанным деревом, – мотнула она головой.
Кира кивнула.
– А еще, скажите, пожалуйста, – Кира почти умоляла. – Что вы знаете о девочке по имени Джо?
Ожесточенное лицо женщины изменилось: в ее глазах промелькнула искра радости. Затем радость уступила место привычному отчаянию.
– Маленькая девочка, которая поет, – проговорила женщина хриплым шепотом. – Увели ее. Забрали.
Она резко отвернулась и исчезла в темноте хижины. Дети начали плакать и вопить, требуя еды.
Сломанное дерево умирало, оно было почти целиком расщеплено надвое и гнило. Наверное, когда-то оно давало плоды. Но теперь ветки были обломаны, торчали во все стороны, кое-где виднелись коричневые листья.
Сама хижина за деревом тоже выглядела запущенной. Но внутри раздавались голоса: грубо кричала женщина, ей отвечал ребенок, сердито и злобно.
Томас постучал. Голоса притихли, и дверь слегка приоткрылась.
– Кто такие? – резко спросила женщина.
– Мы друзья Мэтта, – ответил Томас. – Он тут? С ним все в порядке?
– Это кто, мам? – спросил детский голос.
Женщина молча вглядывалась в Томаса и Киру и ничего не отвечала. Наконец Томас обратился к ребенку:
– Мэтт дома?
– Что он опять натворил? На кой он вам? – спросила женщина недоверчиво. Ее глаза сверкали.
– Он сбег! И еду взял! – выкрикнул ребенок. Теперь и он показался на пороге, открыв дверь пошире.
Кира недоверчиво поглядела внутрь темной хижины. На столе в липкой луже, по которой ползали насекомые, лежал опрокинутый кувшин. Лохматый мальчик на пороге одной рукой ковырял в носу, другой чесался и пристально разглядывал их. Его мать откашлялась и сплюнула на землю.
– Вы знаете, куда он пошел? – спросила Кира, стараясь не показывать, насколько она потрясена тем, как живут эти люди.
Женщина покачала головой и снова закашлялась.
– А мне и дела нет. – Она оттолкнула ребенка и захлопнула тяжелую дверь перед носом Киры и Томаса.
Постояв немного, Кира и Томас уже собрались уходить, но тут дверь снова открылась.
– Эй! Я знаю, куда Мэтт двинул, – сказал мальчик. Он выскочил из хижины несмотря на то, что вслед ему неслась ругань матери. Это явно был брат Мэтта. У него были такие же озорные глаза.
Они ждали, что он скажет.
