В этот раз, помимо основного состава — восемь люденов, Васильев, Бобров, Могучев — Проскурин прихватил исключительно молодёжь из дубля. Как-то незаметно из команды исчезли все эти случайные люди: Херарды, Робиньосы, Клаксоны, Рубены и другие. Под прикрытием модернизации команды новый тренерский штаб потихоньку возвращал традиции первоначальной «Московии». Не считая, конечно, участия люденов. «Не считая…» — усмехнулся Бобров про себя.
На поле было гораздо уютнее — крытые трибуны защищали от разгула стихию. Но шум, грохот и свист говорили о том, что творится снаружи.
— И ведь полный стадион набежит! — Бобров сказал это куда-то в небо.
— Не завидуй. Тем интереснее. — Рядом стоял Проскурин.
— Да… интереснее. Не бывали вы здесь, Валентин Анатольевич. Они и порвать ведь могут.
— Никак ты испугался? — Валентин улыбался.
— Конечно, боюсь. Я всегда тут боюсь. Боюсь, что на трибуны выскочу и буду, как Кантона.
— Ладно, ты сейчас-то не бузи. Оставь эмоции. О! Смотри, кто к тебе пришёл.
Из-под трибун вышла длинноногая шатенка. «Леруська!» — Бобров радостно побежал к ней.
— Привет, милый! Я успела, — она улыбалась. — Посижу тут, понаблюдаю.
— А где ты будешь во время матча?
— Ну, где всегда — в блатной ложе. Меня уже и пригласили. — Она кокетливо улыбнулась. — Не вздумай ревновать.
— Смотри, будем выигрывать, как бы они на тебя не обозлились. Отцы города, — Бобров усмехнулся.
— Ты же знаешь, что я могу за себя постоять, — она чмокнула его в шею и уселась на одно из кресел нижней трибуну, закутавшись в плащ.
— Лерусь, долго ещё — продрогнешь вся. Сходи в ресторанчик, перекуси. Потом тут же и номера для нас выделены.
— Хорошо, милый, не волнуйся. Разминайся лучше. За каждый синяк или травму будешь у меня отрабатывать.
Бобров, улыбаясь, побежал обратно на поле.
Матч начинался в пять часов вечера и, как и предполагал Бобров, набился полный стадион. Бело-голубые трибуны нестройно шумели, предвкушая бойню. Своего рода дерби, богатая история и множественные подтексты, подогревали интерес ко встрече этих команд из раза в раз. Никого не волновало, что «Московия» шла на последнем месте, а «Зенит» болтался в середине. Результат в этих встречах зачастую значил для болельщиков больше, чем положение в турнирной таблице. А сейчас дополнительно раззадоривало чудесное преображение «Московии» в прошлом туре. Местные жители, игроки, тренеры были объединены желание указать «москалям» их истинное место.
В составе «Зенита» выделялись двое здоровенных люденов-бугаёв, эдакие борцы-культуристы. Проскурин знал, что это были «игроки» из разряда бойцов. Он нахмурился, ожидая недоброго. Однако начало матча разогнало его невесёлые мысли.
Казалось, что расчёт был верен и тренерский штаб «Зенита» действует по предугаданному сценарию. Игроки питерской команды жались к своим воротам, как бы таясь в засаде. «Московия», готовая к этому и ведомая Бобровом, обложила ворота соперника многочисленными ударами, угловыми и штрафными. К двадцатой минуте счёт был уже 1:0 в пользу москвичей. Отличился Васильев. Трибуны до этого момента освистывавшие владеющих мячом гостей, обескуражено замолкли. Стали слышны слаженные голоса горстки болельщиков из Москвы. После гола сохранилась прежняя ситуация: одни нападают, другие обороняются. «Что-то как-то всё подозрительно» — Боброву стало и интересно, и беспокойно. Тем не менее, первый тайм так и закончился. «Московия» не смогла забить ещё лишь благодаря летающему по углам вратарю «Зенита», да судье, который спокойно взирал на то, как в штрафной заваливают игроков «Московии».
В перерыве люденам «чистили мозги», а остальные пили водичку и чай.
— Пока всё как нужно идёт. Единственное, что не даёт мне покоя — эти головорезы. Бойню они планируют, что ли… Тогда почему пока рубят не больше обычного… — Проскурин был озадачен.
— Валь, восьмого номера нужно менять. Засбоил он как-то. С ходу не разберёшь, за перерыв не успеем, — подал голос занимающийся люденами помощник Проскурина.
— Так, начинается… Саш, ну как, выйдешь? — обратился он к одному из юных запасных.
— Тренер, я готов, — ответил взволнованный защитник Александр Матросов.
— Значит, если эти попрут: мяч отобрал и Боброву отдал. Всё просто. Без самодеятельности. Убегай, доставай, руби, если надо. Юра, если что, подскажет. Давай, не дрейфь! — напутствие закончилось, и команда пошла на выход. Второй тайм начинался.
Зрители в перерыве вновь воодушевились, и стадион встретил «Московию» оглушительным гулом.
— Требуют крови, — криво улыбнулся Юрий.
— Юр, дай мне пас, и я им снова забью, — Ромке хотелось играть и забивать, трибунные переживания его волновали мало.
Судья свистнул. А дальше… Всё пошло не так, всё пошло наперекосяк. Все как один игроки «Зенита» начали грубить на ровном месте. Но это было полбеды — Ромка убегал и ускользал, Бобров уходил финтами, а люденам было всё равно. Вскоре многие из них были окровавлены. Основная гадость заключалось в тотальной провокации — каждый из игроков «Зенита», каждый на свой лад и язык, стал оскорблять Боброва. Каждый из них будто знал его слабые места («Тренеры науськали, знают, куда шибать», — думал Юрий), и мерзкими словами-снарядами бомбардировали беспрерывно Юру, копя в нём злобу и гнев. А счёт держался прежним, только вот комбинации «Московии» стали захлёбываться в самых зачатках (Боброва был слишком отвлечён на то, чтобы не быть сломанным), но «Зенит» был пока тоже не слишком атакующим — дела «подрывные» требовали значительных усилий. А потом случилось.
Очередной грязный подкат против Боброва, от которого на этот раз он не смог увернуться. Уткнувшись лицом в чёрный газон, он мысленно прошёлся по всему организму — вроде ничего не болело. Но тут его ткнули бутсой, он поднял глаза и встретился с брезгливой рожей, которая выплюнула грязные ругательства, которые вместили что-то и про мать, и про Родину, про цвет кожи… Юра на миг упустил вожжи и всё, пошёл вразнос. Вскочив на ноги, он выкинул резко правую руку, увидел, как хам валится на спину, держась за окровавленное лицо. Дальше правила диктовали уже зенитовцы. Трибуны зашлись в экстазе, и началась бойня.
Идея о допущении откровенных драк между отдельными игроками команд (как давно уже дрались «таф-гаи» в хоккее) возникла через десять лет после первого Чемпионата. Первый ударивший удалялся, во время драки запрещалось трогать мяч, драка допускалась максимум между четырьмя игроками. Игра прекращалась, зрители неистовствовали, проливалась кровь. Особо ушлые команды так и строили свои тактики — спровоцировать, а потом и физически изъять из игры игроков. Идеальная комбинация подразумевала преимущества в три игрока.
