— Ты не обижайся, Леня. В тебе есть много светлого. Но знаешь, чего я боюсь, если говорить откровенно? Обо мне критики пишут: «риторичен, анемичен, схематичен». А о тебе: «лиричен, динамичен, проблематичен». Вот этого-то и бойся.
В глубине души Рогов сознавал, что, как бы его ни хвалили, он и десяти, страниц еще не написал в жизни таких, какими изобилует каждая книга ворчливого лохматого Суворина. «Так почему же меня замечают, а его нет? Видимо, дело в какой-то постыдной амнистии. Меня вечно считают начинающим. Вот и прохожу я по жизни под одобрительным девизом: «Наш добрый старик Ленька, наш очаровательный толстячок». И этот девиз открывает «зеленую улицу» моим репортажам, информациям, очеркам. Странное дело, я уже завершаю четвертый десяток и ни разу не попал в беду, ни с кем не вступил в конфликт. Я добрый, и меня везде встречают как доброго. А вот Жене Светловой этого оказалось мало. Для нее добрый звучит как пресный. Как же я до сих пор не догадался, что не могла меня полюбить девушка с ее характером, созданная для смелых поступков?»
Продолжая разбирать свои бумаги, он наткнулся на другую стопку машинописных листков и на первом увидел такое незабытое название: «Белое безмолвие»! Он нашел недопечатанную одиннадцатую страницу, где под последней машинописной строкой стояли потускневшие, робко, карандашом написанные слова: «А дальше что?» Леня приложил к щеке эту страничку и опасливо покосился на дверь, как бы не увидел кто такого проявления сентиментальности. И ему вспомнилось, как года четыре назад Женя приехала к нему в гости, как она, перебарывая смущение, хозяйничала в его однокомнатной квартире, а потом подошла к пишущей машинке и озорно спросила:
— Леонид Дмитриевич, а вы не находите, что «Белое безмолвие» — это уже повторение? Вспомните Джека Лондона.
И он, воодушевляясь, долго говорил ей, что этот очерк всего лишь полемика с рассказом знаменитого классика. Женя прочла весь текст и на последнем листике оставила свой автограф. Очерк Леня впоследствии дописал и даже получил за него премию на одном из журналистских конкурсов, а страничку эту оставил на память.
Нет, не клеилось у него с Женей. Она — сплошное горение, порыв молодости, а он, носясь по белу свету, уже растратил свои силы. Да и годы. Она еще совсем юная, сильная и красивая. А у него и лысинка, и брюшко, и ртутный столбик, измеряющий сосудистое давление, подпрыгивает выше, чем хотелось бы.
Упаковав чемодан и свернув в полотенце плавки и резиновые тапочки, Рогов направился к Иртышу. За порогом каменного здания, сдерживавшего тепло, солнце мгновенно ослепило его, и он полез в карман за защитными очками. Надел — и набережная сразу окуталась приятным полумраком. От светового контраста он не сразу узнавал встречающихся.
— Леонид Дмитриевич!.. Леня! — услыхал он громкий, всегда заставляющий вздрагивать голос. Сорвал очки — и увидел стоявших на верхней ступеньке каменного спуска к пляжу Женю и Георгия. Женя одной рукой придерживала пытавшиеся разлететься но ветру волосы, другой призывно махала ему. Забияка ветер набрасывался на ее белое платье, оголял загорелые колени.
— Леонид Дмитриевич, идите к нам! — звала она настойчиво.
Леня ускорил шаги. У цементных ступенек остановился.
— Здравствуйте, Леонид Дмитриевич, — протянул было руку капитан, но Женя ее решительно отвела и строго заметила:
— С дамами здороваются в первую очередь.
— Конечно, конечно, Евгения Яковлевна, — поспешно и чопорно откликнулся Рогов, — даже в Сахаре нельзя нарушать законов цивилизации.
— Ой какие мы сегодня официальные! — чуть улыбнулась Светлова и не выпустила из своей его руку. — С каких это пор я стала для вас Евгенией да еще и Яковлевной?
— Это как-то вырвалось, Женя, — ответил Рогов, не глядя на нее. — Виноват, исправлюсь, как говорят армейские товарищи.
Женя перестала улыбаться, серые ее глаза утратили обычно смелое, даже несколько дерзкое выражение, легкая печаль угадывалась в них.
— Леонид Дмитриевич, — сказала Женя, — нам надо поговорить.
— Пожалуйста, я всегда готов. — Рогов близоруко щурился от бьющего в глаза солнца.
Девушка взяла его под руку.
— А я как? — спросил с неудовольствием Георгий.
— Ты нас здесь подождешь, Каменев, — сказала, чуточку нахмурившись, Женя.
В этом с виду пренебрежительном обращении уловил Рогов ласковую доверительную фамильярность.
— Слушаюсь, товарищ старший лейтенант, — невесело согласился Георгий и остался стоять, облокотившись на каменный заборчик.
Женя повела Рогова по широкой асфальтированной дорожке. Обогнув здание гостиницы и миновав проходную, они вышли на шоссе. В знойные послеобеденные часы Степновск казался вымершим. Ни одной машины не промчалось мимо них. Тощие телеграфные столбы убегали в бесконечную знойную даль. Беспокойными смерчиками взвихривалась пыль над степью. Над аэродромом лежала тяжелая тишина.
Очевидно, дневная смена отлеталась и наступил перерыв до ночных полетов. Женина рука лежала на обнаженной руке Лени, и ему было от этого грустно и приятно.
— Леонид Дмитриевич… — начала Женя, когда они были уже далеко от самых окраинных домиков Степновска.
— Ой какие мы сегодня официальные! — передразнил он ее.
— Леня, — негромко поправилась Женя, — это правда, что завтра утром вы улетаете?
— Правда, — глуховато подтвердил Рогов и попытался перейти на плохо удававшийся шутливый тон: — Дела и обстоятельства повелевают. Как в известной вам песенке: «Жив ты или помер, главное, чтоб в номер матерьял успел ты передать».
— Древняя песенка, — отмахнулась Светлова.
Они прошли еще несколько шагов. Асфальт оборвался, и под ногами уже хрустел твердый суглинок не везде профилированной дороги, по которой ходили машины из Степновска в близлежащий город за горючим, продуктами, учебными боеприпасами и многим другим.
— Леня, остановитесь, — не совсем решительно потребовала Светлова. Рогов придержал шаг. Не выпуская его руки, она заглянула ему в лицо печальными глазами. — Леня, скажите, вы уезжаете отсюда из-за меня?
Он поднял гладко выбритый подбородок, попробовал усмехнуться.
— Кто вам сказал, дорогая Женя? Какой злодей рукой неправой решил набросить на вас тень?.. — Усмешки не получилось.
— Леня, — Светлова сильнее сжала его руку, — не надо отшучиваться. Я хочу знать правду. Одна из причин, по которой вы покидаете Степновск, это я?
Он горько пожал плечами:
— Да, Женя.
Мимо них с грохотом пронеслась грузовая машина. Молодой водитель, издали заприметивший под мышкой у Рогова свернутое полотенце, высунулся из кабины и сквозь смех кинул:
