— И деньги есть для внесения пая?
— Я не решалась рассказать, Николай Алексеевич. 1 Ррий Сергеевич во время своего последнего посещения, оказывается, оставил на кухне конверт со слезным письмом и моими деньгами, которые я швырнула ему в лицо за Бемса.
— Чем же вызван такой поступок?
— Видимо, даже в таком человеке есть доброе начало. Честное слово! Я всегда считала Мелхова безукоризненно честным. Правда, честность могла диктоваться расчетом. Ему хотелось восстановить наши отношения. Но это невозможно,
— Невозможно?
— Я люблю другого человека.
Еще одно слово — и Аэлита назвала бы, кого любит, но вековое представление женщины, что о любви первым говорит мужчина, удержало ее. Николай Алексеевич все прекрасно понял и тем решительнее продолжил свою мысль:
— Я не знаю, когда вы можете въехать в свою кооперативную квартиру… но совсем не поэтому я хотел просить вас об одолжении.
— Николай Алексеевич, я на все готова. Кооперативную квартиру временно можно и не заселять. Право!
— Почти угадали мою просьбу.
— Почти?
— В том смысле, что на время моего отсутствия вы с Алешей и Бемсом, конечно, могли бы пожить в моей многокомнатной квартире. Постережете ее.
— На время многолетнего отсутствия?
— Да, речь идет о длительном времени.
Аэлита сразу сникла.
— Могу я рассчитывать? — спросил Николай Алексеевич, голос его перехватило от волнения, он боялся, что схватит сейчас Аэлиту в объятия и забудет о своем решении уехать от нее навсегда в надежде, что она устроит свою жизнь. Ведь, любя ее, он желал счастья любимой.
— Я бы сделала все, чего бы вы ни пожелали, — прошептала Аэлита. — Честное слово!..
Они пошли вдоль поля. И оба молчали, хотя мысли их были обращены к друг другу,
Николай Алексеевич не раз бывал в Америке, но так получилось, что на корабле подплывал к Нью — Йорку впервые. Анисимов уступил настоятельной просьбе Аэлиты, согласившейся остаться в его квартире при условии, что он отправится на Ассамблею ООН не на воздушном лайнере, а морским путем. И Николай Алексеевич, уже нанеся Аэлите тяжелую рану своим молчанием о главном, решил уступить хоть в малом. К тому же морская прогулка сулила ему хороший отдых.
Николай Алексеевич поднялся ранним утром на палубу, чтобы полюбоваться рассветом в Атлантическом океане. Облака уже полыхали в высоте, а из–за горизонта веером потянулись лучи, похожие на прожекторы.
Западная часть горизонта в отличие от восточной, где всходило солнце, оставалась чистой. И вот как бы прямо из воды стали вырастать башни…
Башен становилось все больше, и они все теснее примыкали одна к другой, образуя каменный остров среди океана. Нью — Йорк, не похожий ни на один город мира, включая и американские города, был близок.
Потом показалась статуя Свободы. Николай Алексеевич привык к ее фотографиям. Сейчас на фоне каменных громад она показалась ему невзрачной. Чей–то холодный расчет превратил пьедестал дара свободолюбивых французов американцам в карантинную темницу. Деловитые янки сочли, что нет удобнее островка, на котором можно возвести статую Свободы, а также тюрьму для предварительного заключения иммигрантов, жаждущих познать все свободы прославленной страны Бизнеса.
Маленький буксир, дымя высокой прямой трубой, «впрягся» в океанского исполина и потащил его в порт к причалу.
Анисимов сошел с корабля и сразу оказался на трехэтажной улице. Где–то над головой по эстакадам между домов с грохотом проносились поезда надземки, ниже двигались автомобили по пересекающей стрит, а внизу забитая машинами улица гудела, шумела, гремела… Анисимова усадили в столь знакомую ему по Москве «Волгу».
— Нам повезло, что удалось остановиться не так уж далеко, — говорил встречавший его молодой человек. — Иногда идешь километра два от припарковавшегося автомобиля.
Машина двигалась еле–еле, почти упираясь в бампер едущей впереди.
— Пожалуй, я скорее дойду пешком. Дайте–ка мне адрес отеля, — сказал Анисимов и решительно открыл дверцу машины.
Никогда не узнаешь так хорошо город, как во время пешей прогулки. В былые приезды этого не удавалось. Первое, что ощутил Анисимов, выйдя из машины, были духота и смрад от выхлопных газов автомобилей. И совсем неудивительным показалось Анисимову, что среди прохожих с нездоровым, землистым цветом лица встречалось немало людей в противогазных масках, главным образом женщин.
Вскоре после приезда он был приглашен в Вашингтон и встретился с группой прогрессивных политиков. Потом были дни заседаний Ассамблеи ООН. Первое время Анисимов находился на галерее для публики.
Но наконец наступил день, когда он прошел в зал и поднялся на трибуну. По решению одного из комитетов ООН Анисимову предстояло по поручению Советского Союза изложить разработанный там план, поддержанный во многих странах видными учеными, а также прогрессивными кругами Америки.
После выступления журналисты атаковали академика. Он дал бесчисленные интервью на многих знакомых ему языках. Он очень устал, думал лишь о том, чтобы пройтись, развеяться, отдохнуть. Мечтал даже подышать свежим воздухом. Но где? И тогда вспомнил о Централь–парке, этом своеобразном заповеднике прежней природы.
Анисимов знал, что из Даунтауна (Нижнего города) до Аптауна и Централь–парка далеко, но он любил ходить. Он шел не спеша, разглядывая загоравшиеся огни реклам и лица встречных прохожих, иногда оборачивался. Двое незнакомцев неотступно следовали за ним, очевидно услышав, куда он идет, делали вид, когда русский оборачивался, что рассматривают витрины магазинов.
Анисимов вспомнил, что Нью — Йорк называют Джунглями Страха из–за разнузданной преступности, с которой не могут справиться полицейские силы. Анисимов, правнук волжского бурлака–забияки, был не из трусливого десятка и при взгляде на своих преследователей, один из которых был толст, но рыхл, а другой болезненно худ, утешил себя тем, что скорее всего это репортеры, запоздавшие взять у него интервью, а может быть, и частные детективы, нанятые оберегать его особу.
И мысли Анисимова вернулись к прошедшему дню.
С трибуны, на которую он поднялся, были видны внимательные, настороженные лица людей, ждавших от него чего–то очень важного. Но вряд ли кто–либо из них представлял, какой ценой можно осуществить предложения, разработанные в СССР.
— Человечеству, — говорил Анисимов, — не будет грозить ни голод из–за нехватки продовольствия, ни перенаселение из–за нехватки суши, если люди используют все, что уже сегодня открыто наукой и освоено техникой. Искусственная пища уже не пугало, каким еще недавно была для незнакомых с нею людей. Ныне магазины во многих странах торгуют изделиями из синтетической пищи, основой которой является казеин, как у нас в СССР, соя (как в Соединенных Штатах Америки) или дрожжи кандиды, широко используемые в животноводстве для кормления скота и пригодные, как установлено, и для самых изысканных блюд человека.
