— Рена! Я понимаю, что ты хочешь уйти, чтобы тебя здесь не застали. Но иситы не ходят по домам! Пока ты здесь, ничего с тобой не случится. Я обещаю. И потом, когда мы спокойно поговорим, я тебя провожу до самого дома. Хорошо?
Рена неуверенно посмотрела на меня.
— А что тебе от меня нужно? — да, она не глупа, понимает, что просто так приводить к себе домой и угощать чаем кауру ни один юнэми бы не стал. Понимаю её, юнэми вообще бы не стал с ней разговаривать и тем более защищать, поэтому девушка не доверяет мне, боясь, что я что-то задумал. Но она не знает меня.
— Ты набросилась на меня с кулаками и грозилась, что я Лиан, — напомнил я. — И я хочу узнать, что он натворил на этот раз.
— Ты его знаешь? — встрепенулась Рена. В её глазах зажглась надежда, она вся подалась вперёд, как будто ответ был для неё важнее жизни. Я смутился.
— Ну… косвенно… расскажешь, что он натворил?
Рена опустила глаза, отодвинулась к мягкой жёлтой спинке, опять вся съёжилась, как тогда возле подъезда, и прошептала:
— Он убил Маднотора.
Что?! Я опешил. Скотный двор! Я не убивал никакого Маднотора, я вообще за всю свою жизнь никого не убил!!! О боги, за что вы меня караете?!
— Маднотора? — глупо переспросил я и увидел, что Рена опять плачет. Уткнулась носом в колени и изредка всхлипывает. Я протянул руку и коснулся её плеча.
— Ладно, если не хочешь, не рассказывай. Просто скажи: ты видела это? Или тебе кто-то сказал?
Девушка подняла голову, посмотрела на меня взглядом, полным решимости рассказать всё, что знает. Правда, рассказ получился несколько путаный, потому что Рена то и дело прекращала его, чтобы успокоиться и унять слёзы, но смысл я понял. И пришёл в ярость.
— Он был лучшим человеком из всех, кого я когда-либо знала! Он приходил ко мне в мастерскую, заказывал одежду, хоть мастерская при детском доме была совсем не престижной, в ней даже юнэми редко появляются. Он… он говорил, что заберёт меня, что я буду жить с ним, хоть это и было невозможно… Мне так хотелось ему верить… и за это меня возненавидели мои… товарищи… за то, что я вожусь с туранэ и якобы предала их…
— А он? — я жадно ловил каждое слово девушки. — Как он относился к остальным кауру?
— Очень хорошо, — ответила Рена. — Никогда не сказал о них плохого. При нём Риобред с ребятами меня никогда не трогали, но стоило ему уйти, как они начинали издеваться… Я потеряла подругу, которая считала так же, как они… но они не понимали, что я просто люблю его! Понимаешь? Люблю…
Я понимал. Я знал об этой мастерской возле детского дома — там работали почти все девочки по достижении шестнадцати лет. Мальчиков же отправляли в другие к-сектора и устраивали в самые захудалые места. А когда детям исполнялось восемнадцать, они должны были жить сами. Чаще всего сироты снимали комнату у кого-нибудь в к-секторе, и вся их зарплата уходила на оплату комнаты и пропитание, а всё время — на работу и помощь хозяевам. У всех кауру участки представляли собой огороды, за которыми нужно было беспрерывно ухаживать. Выслушав рассказ Рены и подсчитав года, я прикинул, что ей сейчас почти восемнадцать, и она скоро должна покинуть детский дом. И Риобред с ребятами примерно её возраста, хотя высокий широкий атаман сразу показался мне старше.
Но если проблема самостоятельной жизни была теоретически решаемой, то другая, по словам Рены, сломала её и отобрала не только все силы, но и вообще желание жить. Маднотóр ВекорАн, тот парень, который однажды пришёл в их мастерскую из интереса, влюбился в Рену, и с тех пор приходил каждый день. Он обещал, что они буду жить вместе, что он что-нибудь придумает, и Рена радовалась. Она понимала, что они всё равно не смогут быть вместе — это запрещено — но ей были приятны его слова. И даже пусть он бы бросил её — она всю жизнь вспоминала бы это мимолётное счастье и черпала бы из него силы.
— Да, лучше бы он ушёл, только бы не умирал… — шептала Рена, вытирая со щёк слёзы. Я хмурился. И то, что к этой истории причастен Лиан, мне вовсе не нравилось.
Почти полгода счастливой жизни помнит Рена, а потом однажды Мад не пришёл. Девушка забеспокоилась, но могла только одно: ждать. Прошло несколько дней. Товарищи насмехались над ней, говорили, что туранэ сравнивают кауру с грязью, на худой конец с временной игрушкой, но никак не с людьми. Рена и верила, и не верила им. Он был такой искренний, Маднотор, Мад… И тогда она решилась на один из самых смелых поступков в своей жизни (не считая атаки Лиана): она взяла баул с тряпками и отправилась в т-сектор, к дому Мада, под предлогом того, что хочет что-нибудь продать.
Кауру разрешалось ходить по нейтральным и по своим к-секторам в любое время, по ю-секторам — с восьми утра и до пяти, в остальное время требовалось разрешение. Т-секора были почти недоступны. Юнэми могли посещать их точно так же, как кауру — ю-сектора. И был один час, как раз после полудня, когда в данном секторе без разрешения могли появиться кауру. Что же касается иситов — все они жили в центрах городов в высотных домах, и-домах, как их условно называли, и могли свободно перемещаться по любым территориям. Вокруг каждого и-дома был определённый кусок земли, где располагались различные тренировочные комплексы и стадионы. Вообще-то они были для иситов, но сюда допускались и туранэ, если им хотелось поразмяться. Что же касается юнэми и кауру, для них были свои стадионы. В общем, иерархическая система работала вовсю.
Как раз в нужное время Рена подошла к воротам дома (Мад давно сказал ей, где живёт, на всякий случай) и робко нажала на кнопку звонка. Из динамика раздался твёрдый голос:
— Дом Векоран.
— Я… я из мастерской, Маднотор Векоран заказывал одежду, я принесла…
— Ему больше не нужна одежда, — ответил человек и отключился. Рена заволновалась пуще прежнего. Неужели он действительно оставил её? Просто так, ничего не сказав? Девушка была очень ранимой и мягкой характером, из-за этой мягкости на глазах выступили слёзы, но она упрямо надавила на кнопку ещё раз.
— Дом Векоран.
— Я должна доставить заказ или получить подпись о том, что мне отказали, — уже твёрже сказала девушка, хоть голос и дрожал. В динамике завозились, потом раздалось пиликание, и двери разъехались в стороны. Рена ступила на родной участок Мада.
— Я думала: хоть увижу его… в последний раз… — всхлипывала Рена. Она уже давно сняла куртку и рассказывала мне всё, как знакомому, совсем забыв, что я вообще-то юнэми, и что ко мне надо испытывать неприязнь. — А ко мне вышел какой-то человек, кажется, отец Мада… сказал, что распишется за сына… А у меня с собой листок был, на такой случай. Я какой-то ерунды написала, полоску провела для подписи… я так хотела узнать, что же с ним… с Мадом… и сказала, что нужна его подпись. А отец… он…
