Наша компания с давним интересом поглядывала на этот «ужас нашего городка», но, наверное, мы так бы туда и не полезли, если бы… Впрочем, сначала, пожалуй, следует немного рассказать о самой компании. Шел 1985 год, по стране гремела первыми разрушительными залпами перестройка, а нам было по 15 лет. Заводилой и мотором нашей компании был Петька Доллар. Здоровенный парнище, косая сажень в плечах – типичный «русский богатырь», белокурый и голубоглазый. Особым интеллектом он не отличался и учился всегда через пень-колоду, переходя из класса в класс благодаря моей помощи – я учился как бы «за себя и за того парня», давая ему списывать контрольные и домашние задания и подсказывая у доски. Мы сидели за одной партой. Сравнение Доллара с мотором было далеко не случайным – не прочитав в жизни и десятка книг, Петька был природным гениальным механиком. Любое механическое устройство в его здоровенных ручищах моментально начинало работать, да так, как не снилось и его создателям. Уже в этом возрасте у него был собственный мопед, который он собрал собственноручно из всякого хлама, купленного на деньги, вырученные от проданных джинсов. За джинсы ему, естественно, здорово влетело, но на стабильный оптимизм это не повлияло никак. Однажды увидев в журнале «Техника молодежи» рисунок (даже не чертеж!) турбореактивного двигателя, он собрал подобное устройство при помощи обычного слесарного инструмента. Макет был размером с пивную бутылку, но оказался действующим – запущенное на смеси эфира с керосином, устройство оторвало тиски с верстака и пролетело метров пять, ударившись в стену гаража, где и погибло. Кому расскажи – не поверит, тем более, что сопроводительную статью в журнале он наверняка не читал, не будучи любителем разбирать буковки. Прозвище «Доллар» он заработал из-за отца – моряка торгового флота. Как-то раз Петька демонстрировал нам по страшному секрету запретные зеленые бумажки…
Кроме того, Доллар был знатным оружейником – самодельщиком. Его «усиленные» рогатки отличались повышенной точностью боя и пробивали лист фанеры, его пневматические винтовки, сделанные из велосипедных насосов, стреляли шариками от подшипников метров на сто и сбивали ворону влет, его жуткие самопалы, заряжавшиеся серой от спичек и обрезком толстого гвоздя, разбивали с десяти метров красный кирпич… если не взрывались сами. Удивительно, как ему удавалось уцелеть при этих экспериментах! Талант, одно слово. Впоследствии он стал известным байкером и погиб в какой-то бандитской разборке.
Мозговой центр компании – Док. Не слишком утруждая себя учебой, он был самым начитанным среди нас, причем его познания были энциклопедичны и неожиданны. В популярной тогда телеигре «Что? Где? Когда?» он почти всегда угадывал ответ раньше «знатоков» и крайне редко ошибался. Ошибаясь же, злился и говорил, что вопрос был построен «некорректно» – он вообще обожал заумные словечки. За это его в школе сильно не любили как учителя (которым он имел привычку указывать на ошибки и «нелогичные формулировки»), так и ученики, чувствующие его скрытое пренебрежение. Неоднократно его пытались бить, но быстро отстали. Не будучи особенно сильным, в драке Док зверел и, схватив наиболее тяжелый предмет из имеющихся в досягаемости, бил со всех сил, не прекращая сражаться, пока его не оттаскивали или не укладывали в нокаут. Короче, все скоро поняли, что с этим «шизанутым» лучше просто не связываться. Тем более, что если собраться толпой и его побить, то он непременно отыскивал участников побоища поодиночке и припоминал все по полной.
Самое же загадочное в нем было то, что он, как я сейчас понимаю, обладал некими паранормальными способностями (тогда я и слова-то такого не знал). Увлеченный читатель мистики и фантастики, Док имел встроенный в организм, как он сам выражался «дерьмометр». Этим «прибором» он всегда чувствовал грядущие неприятности и не раз вытаскивал нашу компанию из сложных ситуаций. Несмотря на то, что он никак не мог объяснить механизм своих предчувствий, мы привыкли ему верить – когда Док говорил: «Дерьмометр зашевелился, пора сваливать», мы не рассуждали и сваливали. И всегда он оказывался прав.
Впоследствии Док окончил философский факультет, а потом стал то ли колдуном, то ли целителем, затем уехал куда-то на Тибет и больше я о нем ничего не слышал.
Третий член нашей команды – Мозоль. Сие неблагозвучное прозвище образовалось из благородной польской фамилии Мозолевский. Впрочем, даже прозвище не компенсировало того, что Мозоль был красив как толкиеновский эльф. Хрупкий смазливый красавчик из породы людей, которые не мнут одежду и не пачкают лицо, даже копаясь в помойке. Тогда он был еще слишком молод, чтобы стать настоящим бабником, но девочки по нему сохли, как изюм. Не знаю, дрался ли он вообще когда-нибудь. С непоколебимым достоинством он ухитрялся выскальзывать из критических ситуаций, как намыленный. Его обаяние было просто неотразимо. Почему он прибился к нашей авантюрно-хулиганистой компании, до сих пор для меня загадка. Наверное, это казалось ему романтичным. Он вообще был романтик, наш Мозоль. Его представления о человеческих отношениях представляли странный коктейль из рыцарских романов и рассказов о пионерах-героях. Он целовал девочкам руки, переводил старушек через дорогу, занимался комсомольской работой и боролся со списыванием и подсказками на уроках. При этом он недрогнувшей изящной рукой метнул дымовую гранату (изобретение и изготовление – Петька Доллар) в форточку директора, а будучи пойман, молчал как партизан, никого не выдав. Человек-загадка.
После школы он поступил в МГИМО и уехал в какую-то заграницу. Свински напившись на прощальном вечере, я провожал его в аэропорт, где в последний раз и видел – стоя на трапе самолета, он помахал мне рукой. Через год его застрелил снайпер в какой-то горячей точке, где он был сотрудником посольства.
И, наконец, я – скромный рассказчик этой истории, имевший школьное прозвище «Штырь». Интересно, что происходило оно не от металлического прута, а от сокращения слова «Эйнштейн». Единственным предметом, в котором я блистал, была физика… Эйнштейн-Штейн-Штырь. Вот такая редукция. Я был той прочной, но ничем не выдающейся серединой, которая необходима в любой компании. На фоне своих ярких друзей я, наверное, смотрелся немного бледно, но мне было интересно с ними, и я не давал распасться этой компании отчаянных индивидуалистов. Боюсь, что их отношение ко мне было слегка покровительственным. Впрочем, меня это не обижало.
И еще была Она. Не имея никакого отношения к нашей буйной компании, она послужила первотолчком этой истории. Света Лазурская – девочка, при взгляде на которую у меня подгибались ноги и пропадал дар речи. Такой немыслимой красоты я никогда больше не видел и надеюсь, что не увижу. Кажется, мы всей командой были в нее влюблены, разве что непроницаемый Мозолевский либо устоял, либо ухитрялся никак не проявлять своих чувств. Самые безумные авантюры совершались именно в честь нашей дамы сердца, хотя мы никогда бы не признались в этом даже под пытками. С высоты взрослого опыта я вижу, что Свете льстило наше ненавязчивое поклонение, но она, ведомая врожденным женским инстинктом, вела себя с нами величественно и неприступно, лишь иногда снисходя до беседы. В этих беседах она рассыпала яд и перец на раны нашего самолюбия, подталкивая ко все новым подвигам в доказательство нашей крутости.
