– Ты нарочно проигрываешь? – смеясь, спрашивала я.
– Слоун, если на кону твоя нагота, я из кожи вон вылезу, чтобы выиграть. – Он посмотрел на мою футболку и джинсы. – Могла бы хоть носок снять, чтобы меня порадовать.
Я медленно стянула носок и бросила через комнату. Лицо Джеймса изменилось, шутливость пропала.
– Слоун, – прошептал он, кладя карты. – Я люблю тебя. Мне с тобой хорошо. – Он пододвинулся по полу, где лежали карты, почти вплотную ко мне и замер, пристально глядя мне в глаза. – Мне нравится, как ты смеешься, плачешь. Обожаю твою улыбку, – он коснулся моей щеки, и я невольно улыбнулась. – Хочу заставлять тебя стонать.
Затрепетав, я обняла его за шею.
– Малышка, – продолжал он. – Я проживу с тобой всю жизнь – или умру, не оставив попыток.
– Не говори о смерти, – пробормотала я, мягко целуя его в губы.
– Только тебе я могу доверять. Ты одна знаешь меня настоящего.
– Я знаю, что Джеймс меня любил, – плача, говорила я доктору Уоррен. – Так, как я, его никто не знал. Он всегда держался молодцом, у него была железная выдержка, но смерть Брэйди стала для него мукой. Он возненавидел отца, пытавшегося нас разлучить. Не мог простить мать, бросившую его ребенком. Со мной Джеймс снимал броню и становился собой, и таким я любила его больше всего. – Я вытерла лицо и гневно уставилась на доктора Уоррен. – Мы были вместе, потому что любили друг друга, и не ищите иной подоплеки.
Доктор Уоррен кивнула, ничего не записывая. У нее был такой вид, будто она меня понимает. А может, и притворялась, как всегда. Комната казалась наполненной поблескивающей жидкостью, предметы плавали, как во сне.
– Прими это, – она подала мне черную таблетку. Не желтую, как обычно. На секунду меня окрылила надежда: Уоррен все-таки решила мне помочь. Я улыбнулась, медленно взяла таблетку и с благодарностью проглотила. Доктор Уоррен с облегчением выдохнула и отложила ручку.
– Извини за все, что тебе пришлось выдержать, Слоун, – сказала она будто бы искренне. – У тебя есть несколько секунд попрощаться.
– С кем? – наморщила я лоб.
– С Джеймсом.
Пол уходил из-под кресла. Действие лекарства замедляло движения, но я вскочила на ноги. Нет. Нет. Нет! Я сунула палец в горло, вызывая рвоту. Доктор Уоррен приказала мне прекратить и вызвала медсестру. Избавиться, избавиться от проклятой таблетки, пока не стерлись последние воспоминания о Джеймсе!
Но едва меня вырвало, как рядом возникла Мэрилин с иглой наготове, чтобы все у меня отнять.
Плача, я возвращалась от доктора Уоррен. Она и не подумала меня успокоить. Наоборот, сказала, что в моем состоянии нормально поплакать. Я послала ее подальше и, придерживаясь за стенку, пошла в комнату досуга.
Джеймс, Джеймс, Джеймс. Я знала, что помню его последние минуты. Остановившись, я съехала спиной по стене на пол. Уткнувшись лицом в колени, я пыталась удержать ускользающие мысли.
Вот Джеймс широко улыбается и приглаживает пальцами мокрые волосы.
– Давай, Слоун, – зовет он меня из воды. Солнце бликами играет на его коже, когда он встает в полный рост. Я сижу на траве и отрицательно качаю головой.
Джеймс выходит из реки – с него капает вода – и падает на одеяло. Холодное от воды бедро прижимается к моим шортам.
– Однажды, – говорит он, щурясь и глядя на солнце, – я научу тебя плавать, и мы поедем на океан.
– Никогда.
– Никогда? – переспрашивает Джеймс, словно его позабавил мой ответ. Он обнимает меня и держит, не отпуская. Сквозь холодную после купания кожу изнутри пробивается жар. – Никогда-никогда?
Я хихикаю и качаю головой.
– А если я хочу свадьбу на пляже? – спрашивает он. – Все равно скажешь «нет»? – Он покусывает губу, наклоняясь ко мне ближе. – Откажешься за меня выйти?
Горячая волна пробегает по телу, и не только от близости, но и от сознания, как сильно я его люблю. Он – вторая половинка моего сердца.
– Я тебе никогда не откажу, – шепчу я.
Джеймс улыбается и мягко целует меня, ведя губами вниз по шее и обратно к губам.
– Есть только мы с тобой, – говорит он, – безумно любящие друг друга до конца дней.
Его слова эхом звучали в голове, когда я повалилась на бок в коридоре, утонув в захлестнувшей меня боли.
Я чувствовала чье-то присутствие, но тело точно свинцовое, нельзя пошевелиться. Я попробовала повернуться, но руки что-то держало. Резко открыла глаза. Надо мной возникло лицо. Я закричала, но рука зажала мне рот.
– Тс-с-с, мисс Барстоу, – шепнул Роджер. – Мы же не хотим привлекать к себе внимание.
Я забилась, выворачивая руки, и поняла, что он опять привязал меня к кровати. Я не совсем беспомощна – можно укусить его в ладонь и закричать. Но что потом? Меня начнут лечить заново и не отпустят, пока не убедятся, что я не помню ничего, чего помнить не следует.
Мотнув головой, я стряхнула его руку.
– Что тебе надо?
Он улыбнулся, пройдясь взглядом по моему телу под одеялом.
– Сейчас ты, пожалуй, чересчур взбудораженная, чтобы доверить тебе мои интимные части, – сказал он. – Поэтому сделку я не предлагаю.
Я нахмурилась.
– Тогда что?
– Я хочу, чтобы Майкла Релма отсюда вышвырнули. Но сперва я погляжу, как он будет корчиться.
Безнадежность ситуации обрушилась на меня, как дом.
– Что ты затеял?
Роджер пожал плечами:
– Майкл довольно некстати к тебе проникся… От такого зрелища он потеряет над собой контроль. – С тошнотворной улыбочкой Роджер наклонился ко мне и поцеловал в ключицу, предусмотрительно держась подальше от моих зубов. Он провел языком по моей коже. – Как жаль, – пробормотал он, целуя меня снова. – Можно было так позабавиться…
– Ну да! – зарычала я. – С удовольствием еще раз врежу тебе коленом!
Роджер отстранился, вглядываясь мне в лицо.
– Думаешь, ты победила? – спросил он, дыша мне мятой в лицо. – Пересилила Программу? – Он тихо засмеялся. – Слоун, – прошептал он, – ты ведь кого-то любила, помнишь?
Эти слова оказались больнее любой пощечины. Сердце заболело от острой тоски. Любила? Да, я любила. Кажется, это был…
Роджер отодвинулся с довольной ухмылкой.
– Мне пора, – сказал он. – Майкл сейчас выйдет с терапии. – Он пошел к дверям, но обернулся: – Чуть не забыл.
