– Слоун, я должен спросить… Он тебя изнасиловал?
– Что? – вздрогнула я. – Нет.
– А что тогда?
Я почувствовала, что отрицать бесполезно.
– Он предложил сделку.
– О боже…
– Всего лишь за поцелуй и… прикосновения, но я сразу врезала ему коленом, поэтому все ограничилось поцелуем. – Меня замутило, и я опустила голову, не желая, чтобы Релм видел мое лицо.
– А взамен?
– Он дал мне таблетку. Сказал, что она поможет сохранить воспоминания.
Релм выругался себе под нос и сильно потер лицо.
– Я его убью, – процедил он. – Я ему говорил оставить тебя в покое.
– Он и с другими это делал? – спросила я.
Релм кивнул, с болью глядя на меня:
– По-моему, это не вчера началось.
Я болезненно сморщилась, представив, как девушки терпели секс с этим уродом, и не понимала, как позволила ему дотронуться до меня. Я хотела сохранить что-то из прежней жизни и за это готова была вываляться в грязи. Разобиженная, я обхватила себя руками.
– Таблетка не поможет, – продолжал Релм. – Если воспоминание вырвано из контекста, оно не возвращается или остается непонятным. Не принимай ее.
Я вздрогнула, как от удара. Позволила Роджеру меня лапать, а теперь не получу обещанного? Все было зря? Я зря терпела?
– Не помогает? – напряженным голосом спросила я. Релм покачал головой. Мне показалось, что мир вокруг рушится. Пропала последняя надежда. Я все отдала за то, чтобы сохранить воспоминания. От меня ничего не останется.
– Отдай лучше мне эту таблетку, – сказал он.
– Не могу, – прошептала я. – Я ее уже приняла.
Лицо Релма исказилось от гнева.
– Идиотка! – закричал он. – Ты же в ящик могла сыграть!
Пораженная его резкостью, я опустила взгляд и встала, чтобы уйти, но Релм быстро схватил меня за руку.
– Слоун, извини, – сказал он. – Я не хотел тебя обидеть. Не уходи. Я просто разозлился. – Когда я снова посмотрела на него, он с облегчением выдохнул. – Извини, – повторил он, убирая руку. – Не будем больше об этом.
Идти мне было некуда, поэтому я снова опустилась в кресло.
– Проехали, – сказала я. Релм удивительно легко принимает Программу, с готовностью отдавая им свое прошлое. Но я, в отличие от него, не хочу меняться.
Релм подвинулся, похлопав по одеялу.
– Посидишь со мной? – спросил он. Я кивнула и перебралась на кровать. – Все будет хорошо, – тихо сказал он. – Уже почти все закончилось.
Я смотрела на него. Из меня словно вышел воздух.
– Мне что, ожидать, пока я останусь пустой оболочкой?
Он печально улыбнулся:
– Когда забудешь, уже не будет больно. Это единственное, что может нас спасти. – Он уперся лбом мне в лоб и прошептал: – Иначе нельзя. У тебя здесь огромная дыра, – он положил ладонь мне на грудь слева. Прикосновение вышло душевным и почти успокаивающим, без всякого романтического подтекста. К Релму я ничего такого не испытывала, но от его прикосновения почувствовала себя живой.
– Не знаю, выдержу ли я, – сказала я, закрывая глаза.
– Ты выдержала большее. Главное, что ты не умерла, правильно? – Отодвинувшись, он приподнял мое лицо под подбородок. – Теперь давай ты меня утешай, – пошутил он, прижав меня к груди и пристроившись на подушках. – Хорошо, что здесь есть ты, – продолжал он, играя моими волосами. – Не то пришлось бы мне обниматься с медсестрой Келл.
Я засмеялась, слушая его сердце и удивляясь, как быстро оно бьется.
– Нервничаешь? – спросила я.
– Я же в кровати с красивой девушкой! Это неконтролируемая реакция.
Я села. Релм передвинулся и улегся спиной на кровать. Опираясь на локоть, я рассматривала его лицо. Синяк под глазом стал бледнее, кожа выглядит более здоровой, чем во время нашего знакомства. Шрам на шее практически зажил. Интересно, давно ли он появился? Я провела указательным пальцем по припухлой розовой линии, и Релм встретился со мной взглядом.
– Еще болит? – спросила я.
Релм облизал губы, но ответил не сразу:
– Каждый день.
Я задержала палец под подбородком.
– Мой тоже.
Релм притянул меня к себе, и я не отстранилась. Мне так одиноко и плохо, что я уже не стану прежней, но рядом с кем-то можно ненадолго забыться. Релм ко мне добр, он мой друг.
Но когда он подался ко мне, внутри все сжалось, я отвернулась, и его губы скользнули по щеке.
– Не могу, – пробормотала я. Релм не мой бойфренд. Он не Джеймс.
Я закрыла глаза и уткнулась ему в грудь, обнимая и надеясь, что он меня не выгонит. Не хочу сейчас быть одна. Релм начал извиняться, но я его остановила.
– Дело не в тебе. Я… Я же с Джеймсом, – сказала я, соображая, не слишком ли жестоко это прозвучит. – Я люблю его.
Релм улегся иначе, но не отстранил меня – наоборот, обнял крепче.
– Я понимаю, – прошептал он.
– Я его найду, – говорила я, получалось, что себе. – Программа не сотрет Джеймса из моего сердца. Я знаю, что не сотрет.
– Ну, если вам суждено… – сказал Релм совсем как моя мать. В его словах угадывалась обида. Я не ответила, лежа в его объятиях и зная, что не должна этого позволять. Никто не прогонял меня в палату, и когда я начала засыпать, чувство вины отпустило, пусть и ненадолго.
По телу разливалось приятное онемение чувств.
Проснувшись, я огляделась: белые стены без единого пятнышка. Одна в кровати в своей палате. Заснув в комнате Релма, я проснулась в три утра и ушла к себе, чувствуя странное опустошение.
В столовой Релм ждал меня за столом с дурацкой широкой улыбкой на лице. Его друзья засвистели, когда я подошла в своей лимонно-желтой пижаме, держа на подносе тарелку с яичницей. Релм ткнул Шепа локтем в грудь:
– Вали отсюда, чувак.
Но его улыбка не потускнела.
– А в чем дело? – спросила я, присев рядом. Мне безразлично, что обо мне говорят, лишь бы не приставали. После Роджера, надеюсь, никто не под-катит.
Релм пожал плечами:
– Они якобы видели, как вчера вечером ко мне в комнату заходила девушка. Если они решили, что это ты и у нас все было, это не моя вина.
– А ты не отрицал?
– Не-а, и это тоже не моя вина. Надо маскироваться, если не хочешь, чтобы тебя узнавали. – Релм открыл для меня пакетик молока и снова начал рассеянно есть свою яичницу. Я смотрела на молоко, думая, что открыть пакет – очень любезный жест, пусть даже и несколько собственнический.
– Я вот что хотела спросить, – начала я. – Сколько вы здесь еще пробудете?
Релм помолчал, не поднимая глаз.
– Две недели. А ты на полторы дольше.
