— Мне нужно не в течение часа, а прямо сейчас, — сказал Рудольф Терентьевич, и сам поразился собственной наглости.
— Рудольф, дел невпроворот. Сказал «в течение часа», значит, будет в течение часа. Ты же врач, сам понимаешь, мы не скорая. Хотя… Ты с четвёртым кузнечиком работал когда-нибудь?
Кузнечиком назывался дистанционно управляемый аппарат для нейрохирургии. Как раз на четвёртой модели этого аппарата Рудольф Терентьевич защищал диссертацию.
— Работал. И очень даже работал.
— Машина уже выезжает. Через десять минут будет у тебя. Приезжай вместе с дочкой, для тебя есть работа.
В трубке раздались короткие гудки. Рудольф Терентьевич прошёл на кухню и залпом выпил стакан апельсинового сока. Хотелось чего-нибудь покрепче, но ему ещё предстояло работать с кузнечиком. Когда от действий врача зависят человеческие жизни, даже безалкогольное пиво, в котором полпроцента алкоголя всё-таки есть, может сыграть дурную шутку. За годы врачебной практики Рудольф Терентьевич научился воздерживаться от необдуманных поступков. Алкоголь он себе позволял только во время отпуска и только в мизерных дозах.
Машина действительно пришла через десять минут. В квартиру вошёл санитар и моложавый водитель — Рудольф Терентьевич иногда видел его в дежурке, в компании медсестёр и обслуживающего персонала клиники. От водителя пахло табаком и дешёвым одеколоном. Рудольф Терентьевич удивился, почему-то он думал, что водитель должен сидеть в машине. У санитара в руках были носилки, он разложил их на полу, и на них осторожно уложили Веру. Она была бледна и что-то бессвязно бормотала. Жена Рудольфа Терентьевича всё это время молчала, только руки её слегка дрожали, на лице не было ни слезинки. «Стерва», — подумал Рудольф Терентьевич. Он вышел из квартиры первым, следом санитар с водителем несли Веру.
Машина клиники ожидала их возле подъезда, с работающим двигателем. Водитель открыл заднюю дверцу, выдвинул каталку, на неё положили носилки. Санитар шустро запрыгнул внутрь машины, втягивая каталку за собой. Потом быстро, прежде чем Рудольф Терентьевич успел вскочить внутрь, захлопнул дверь.
— Садитесь вперёд, — сказал водитель.
Рудольф Терентьевич уселся рядом с ним, и машина тронулась. Из-под колёс во все стороны летела грязь. Дорога была разбитой, но шведские амортизаторы легко справлялись с вибрацией, и машина шла ровно. Рудольф Терентьевич молчал, вспоминая годы, отданные работе. Уделяй он хоть немного больше времени семье, и трагедии бы не случилось.
По клинике дежурил Пётр Иванович. Он приветливо улыбнулся Рудольфу Терентьевичу и тут же отдал распоряжение о госпитализации Веры. Потом сказал:
— Тебя Игорь Константинович срочно хотел видеть.
— Подождёт, — сказал Рудольф Терентьевич.
Лицо Петра Ивановича вытянулось в немом изумлении.
— Я тебя как нарколога хочу спросить, — Рудольф Терентьевич уселся на кушетку. — Что такое этот ньюлайф?
— Синтетический наркотик. Скорее всего, относится к группе амфетаминов.
— Скорее всего? — спросил Рудольф Терентьевич.
— У него странная формула, более детальные исследования ещё не готовы — наркотик новый.
— А симптомы?
— Характерные для амфетаминов — повышение давления, сухость во рту, расширение зрачков, учащённый пульс, углублённое дыхание. Заметно увеличивается скорость реакции. Молодёжь использует его при игре в онлайн-стрелялки. Находящийся под ньюлайфом игрок имеет серьёзное преимущество перед соперниками.
— Просто амфетамин? — удивился Рудольф Терентьевич.
Ему было как-то странно, что дочь пострадала от вещества, которое, хотя и считалось наркотическим, но было почти лекарством.
— Не просто. Под ньюлайфом наркоман более плотно взаимодействует с компьютером. Внимание и скорость реакции повышается в несколько раз по сравнению с применением стандартных амфетаминов. Но у ньюлайфа более жёсткий абстинентный синдром. В особо тяжёлых случаях возможен сопор и даже кома.
— Антагонисты имеются?
Пётр Иванович вздохнул.
— Антагонисты надо принимать во время активного действия наркотика, а не после. Шёл бы ты лучше к Паухтину, он тебя заждался. Всё в порядке будет с твоей Верой. Выходим.
Рудольф Терентьевич по лестнице поднялся на третий этаж. Недавно в клинике сделали евроремонт, пытаясь пустить пыль в глаза состоятельным клиентам. А про служебную лестницу забыли, или не посчитали нужным с ней возиться. Здесь преобладала выцветшая зелёная краска, выбеленный мелом потолок и над всем этим висел въедливый запах хлорки. Именно на служебной лестнице Рудольф Терентьевич более всего ощущал себя врачом, тихо ностальгируя по студенческим временам.
Дверь в кабинет Паухтина была открыта. Игорь Константинович сидел за массивным дубовым столом и курил. Стоящая на столе пепельница была доверху заполнена окурками. Обычно заведующий курил мало, это было на него не похоже. При виде Рудольфа Терентьевича он потушил сигарету и сказал:
— Где ты бродишь? Машина семь минут назад пришла.
— К Петру Ивановичу заходил.
— Значит так: срочно в операционную, кузнечик уже на канале.
— Что случилось? Где пациент? — спросил Рудольф Терентьевич.
Обычно кузнечиков закупали клиники, не имеющие собственного нейрохирурга. В критической ситуации управление кузнечиком через скоростной канал сети Абилин брал один из столичных нейрохирургов. При этом пациент мог находиться хоть в Африке, хот в Америке, хоть на Гималаях. Разницы не существовало; современные средства связи вполне позволяли проводить такую операцию. В своё время на четвёртом кузнечике Рудольф Терентьевич оперировал двух американцев, поляка и индуса.
— Операция необычная, — сказал Игорь Константинович. — На международной лунной базе около часа назад произошёл несчастный случай. Что у них там случилось, конечно, засекречено, но в результате американский астронавт Джон Нейхардт получил серьёзный ушиб мозга.
— Я не смогу этого сделать, — ошеломлённо сказал Рудольф Терентьевич.
— Сможешь, — весомо ответил Игорь Константинович. — И войдёшь в историю, как первый нейрохирург, который провёл такую операцию.
— Я не хочу в историю. Я хочу, чтобы с моей дочерью было всё в порядке. А прооперировать американца я не смогу — канал не позволит.
— Всё с твоей дочерью будет в порядке. А канал с Луной у нас есть. Самый лучший канал, ты и не заметишь разницы.
— Две с половиной секунды! — не сдавался Рудольф Терентьевич. — Две с половиной секунды задержка сигнала, пока свет идёт до Луны и обратно.
