Теперь же Саня в этом не сомневался. Кажется, Зоя Валентиновна говорила что-то про галлюцинации, когда мерещится всякое. Видимо, это уже началось. Ведь как иначе объяснить, что впереди что-то сверкает и быстро приближается?
— Ну, как ты, милок? — раздался знакомый Сане голос. Правда, опознать, кто это был в красной одежде, с синим дыхательным фильтром и белой бородой, Саня не смог. Кто-то очень знакомый.
Труба внезапно оказалась очень тесной, а чьи-то сильные руки подхватили Саню и потащили куда-то. Затем была кровать.
— Ну, — раздался все тот же знакомый голос. — И что ты в трубе теперь делал?
— Подарок… Кате… — Саня разжал ладонь, в которой сжимал складной ножик. — А то я…
— Подарок – это хорошо! — раздалось в ответ. — Но почему через трубу? У нас что, двери закончились? Люди должны через дверь ходить!
— Сами-то! — усмехнулся Саня, уверенный, что это все бред от избытка кислорода. Ведь как иначе объяснить, что спаситель, прочитав длинную лекцию о правилах безопасности, представился Дедом Морозом. Марсианским.
…
Пришел в себя Саня утром, в своей постели. Подарки якобы от Деда Мороза, как и положено, оказались под елкой. Саня мимоходом взглянул на них и вздрогнул. Отдельно от всех остальных подарков, выделяясь, лежал нож.
Нет, это был не тот новенький складной ножик с семью лезвиями и отверткой, что Саня решил отдать Кате, нет. Это был старый, с потрескавшейся ручкой нож, вроде того, что лежал в музее освоения Марса. Нож первых колонистов. Именно увидев его в музее, Саня и начал выклянчивать себе ножик. И именно об этом ноже он мечтал. Нет, тот, что ему хотели подарить родственники, тоже был неплох. Но разве может сравниться новенький ножик из магазина, который может купить всякий, с настоящим старым ножом времен первой высадки людей на Марсе?
Саня зажмурился и сильно себя ущипнул. Открыв глаза, он увидел, что нож не исчез. Саня осторожно взял его в руку и достал чуть изогнутое лезвие из темного металла.
— Ух ты! — раздался у него за спиной голос Кати, незаметно вошедшей в комнату Сани. — И тебе тоже ножик Дед Мороз принес? Здорово! А у меня смотри какой!
И Катя протянула Сане ножик с семью лезвиями и отверткой.
Михаил Бобков
[email protected]
Перемолотов Владимир
084: Несколько слов о взаимовыручке
Если на ваш коммуникатор приходит совершенно паническое сообщение размером всего в пару килобайт, то вряд ли вы поймете из него больше меня. Ну, это, конечно, в том случае, если вы не царь Соломон или иной мыслитель такого же уровня.
«Спаси! Нуждаюсь в помощи!»
Ну и кто объяснит мне происходящее? Никто? Нет желающих? Вот и я о том же…
Ясно было только одно – общения жаждал мой давний друг, сотрудник марсианского филиала Тимирязевской Академии, кандидат биологических наук Антон Николаевич Рыбаков.
Попытки дозвониться до приятеля ничего не дали: он, собака, трубку не брал – рассчитывал, видно, что я все брошу и побегу. Ага, размечтался. С репетиции-то, с генерального прогона!.. Пришлось ограничиться текстовым сообщением «Умудрись дожить до вечера, тогда и увидимся. У тебя».
Явно ведь, что ничего срочного. Только воду мутит. О срочном либо 911 звонят, либо дежурному в Исполком.
А что? Железный, между прочим, аргумент!
Задавил я им свое беспокойство и отпахал репетицию. Не скажу, что забыл про Антона, но эдакой легкой дымкой воспоминание подернулись, а вот когда вышел я из театра, стало мне стыдно…
Театр наш стоит на улице «Орион». Это имени того самого «Ориона», на котором мистер Фитцджеральд Кузалес во главе третьей американской экспедиции примчался спасть застрявших на поверхности наших и японских ученых. Тогда у почвенников кислородный обогатитель взорвался, и кислорода осталось всего на двое суток. Фильм еще об этом есть, «Восход Ориона», кажется… Там все мужчины решили благородно отдать свой кислород женщинам и добровольно уйти из жизни, но обошлось. Мистер Кузалес успел прямо в последний момент и главный японец не успел сделать себе харакири…
Вот тогда какая взаимовыручка была!
Окажись на моем месте мистер Кузалес, то он наверняка бросил бы репетицию и бегом бы к другу… Мне от такой мысли даже еще стыднее стало. Уже не только за себя, а и за все наше поколение. Сейчас, конечно не времена первопроходцев- жизнь в основном, налажена, но все-таки…. С взаимовыручкой что-то надо срочно делать.
С этими мыслями я опять позвонил и Антон опять не ответил.
Что ж… Обещал быть – значит надо соответствовать.
Жил он, по нашим, марсианским, меркам довольно далеко (то есть это в обычное время он жил, а сейчас, видимо, страдал) на пересечении Космонавтов и Астронавтов, в аспирантском общежитии, в нашем же, Третьем куполе. Не центр, конечно, но и не окраина. Окраинных улиц с такими названиями просто быть не могло, ведь всем известно, какой вклад внесли СССР и США в исследование Марса!
Вообще, к слову скажу, с названиями улиц нам, третьекупольникам, повезло. Третий купол Совкосмос строил вместе с американцами по ООНовской программе колонизации Марса, и сразу, чтоб не вносить путаницу, было установлено, что «меридианные» улицы называют американцы, а «параллельным» давали названия советские строители.
Добраться до общежития я сумел только минут через сорок.
…Дверь распахнулась, едва я коснулся сенсора звонка. Чувствовалось, что Антон ждет меня с большим нетерпением. Может быть, даже притопывая ногами.
— Ну, пришел, наконец, — с видимым облегчением выдохнул он, невольно бросая взгляд на часы. — Я уж заждался.
— Так ведь не ближний свет, — отключая подогрев одежды, отозвался я с наслаждением вдыхая теплый, с запахом хорошего кофе, воздух. — З-замерз… Даже заблудился слегка. Чудно тут у вас – космонавты, астронавты, аргонавты, терапевты…
Хозяин нейтрально пожал плечами, показывая, что заблудиться в Куполе могла только какая-нибудь творческая натура, не от мира сего, вроде меня. Наверное, польстил.
— Что случилось-то? — спрашиваю, проникаясь хозяйской озабоченностью. — Из-за чего сыр-бор? Готов подставить плечо.
— Пока ничего страшного, — успокоил меня хозяин. — Ты проходи, проходи… Кофе?
Я сел напротив друга и посмотрел на него взглядом Шерлока Холмса. Вот ведь проходимец! «Ничего страшного!» А чего тогда паниковал, словно у него кислород кончается? Друг мой под взглядом устыдился, заерзал, но ничего не сказал. По всему видно было – собирается с силами. Нервно сцепив пальцы рук, он, похоже, не знал с чего начать.
— Неприятности на работе, или личная жизнь? — помог ему я, оттягивая ворот свитера и осматриваясь. На первый взгляд ничего вокруг не говорило о неприятностях. Во всяком случае, если научный сотрудник Академии может себе позволить пить настоящую «Арабику», а по запаху судя, так оно и было, это никак не свидетельствует о личной трагедии или служебной катастрофе.
