— Проходите, присаживайтесь. Давайте чаю!
— Да, наверное, не надо, — застеснялся я.
— Нет-нет, без никаких! — дед взял чайник и быстро заполнил его водой из ведра. — Кстати, Виктор Фёдорович.
— Очень приятно, — мы пожали друг другу руки.
Пока я сидел, дед сбегал к себе в комнату и принёс пачку чая — того самого, который «со слоном», и вскоре мы уже пили вкусный бодрящий напиток. Печенье оказалось каменным, поэтому старик отрезал пару кусков хлеба и посыпал их тонким слоем сахара. Я отказывался, зная, как трудно достать нормальный сахар, но дед решительно мои возражения отмёл, сказав, что у него есть родственники в Средней Азии.
— От Тильмана житья нет, — жаловался мне Фёдорович — как выяснилось, бывший фронтовик, боевой офицер-разведчик, выживший лишь каким-то чудом и комиссованный по ранению и инвалидности. — Ночью всё болтает с кем-то, бу-бу-бу, бу-бу-бу, никакого сна. Сколько ни говорил ему — в глаза вроде улыбается, а потом всё сызнова.
— А он общался с кем-нибудь странным? — поинтересовался я, пережёвывая вкусную чёрную горбушку и чувствуя, как хрустят на зубах сладкие кристаллики. Забытый вкус детства. Ещё бы маслица, но оно было в дефиците.
— Это например? — спросил старик.
— Ну, например, некий Андрей, — я вкратце описал покойного бывшего зэка. — Не захаживал?
Фёдорович быстро закивал:
— А захаживал! Точно-точно. Правда, на улице стоял, в дом его не приглашали. Дней десять назад… Или нет? Ах, память чёртова, подводить стала, представляешь? А! — старик поднял указательный палец. — Сразу после того, как Тильман из первой командировки вернулся. Андрей тот стоял у забора, меня вот как ты поймал — на выходе из клозета. Попросил Тильмана позвать. Ну я и позвал. Говорили долго.
— А о чём не слышали?
Старик уверенно покачал головой.
— Да ну, что ж я, подслушивать чтоль буду?
Он был хорош, этот старый воин-разведчик, но меня обмануть не мог. Я помолчал, посмотрел ему в лицо и отхлебнул чаю. Слегка склонил голову набок и уловил, наконец, то, что хотел: глаза на секунду, но забегали.
— Ну, Ви-иктор Фёдорович, — протянул я. — Тут человек пропал. Да не простой, а инженер, допущенный к секретной работе. Помогите, пожалуйста.
— Так чего ж милицию не подключите, если пропал? — спросил помрачневший разведчик, недовольно пошевелив усами.
— А вдруг обойдётся? — пожал я плечами. — Может, загулял. В запой ушёл. Всякое бывает. А если в милицию, то, — я понизил голос, — одними ими дело не обойдётся. Пойдёт… Сами знаете, куда.
— Знаю, — Фёдорыч опустил голову и кивнул. — Ладно. Слышал я. Случайно! — добавил он сварливо. — Когда покурить выходил. Тот, который Андрей, спрашивал, куда Тильман запропал, а тот отвечал, мол, ездил в командировку. Ругались, говорили про какие-то сети, про работу и так далее. Я ничего не понял, честно говоря, они всякими непонятными терминами так и сыпали, а я в компьютерах этих всяких ничего не понимаю, — он виновато посмотрел на меня.
— Ладно… — сказал я и, отхлебнув горячего чая, приятно согревавшего моё продрогшее нутро, погрузился в собственные мысли.
А задуматься было над чем. Командировки… Совпадение? Возможно, возможно…
— Так, это… — прервал мои раздумья Фёдорыч, — вы его не отправляли в командировки, что ли?
— В том-то и дело, что нет, — я поставил кружку на стол. — Он за свой счёт брал. Я могу посмотреть его вещи?
— Не-ет, — резко замотал головой старик. — Точно нет.
— Ну, Виктор Фёдорович, — я сделал самое просительное выражение лица, которое только мог. — Я же не вор-домушник. Если что-то будет не так, сразу же вызываем милицию. Очень прошу! Под вашим присмотром!
Старик пару мгновений прикидывал «за» и «против».
— М-да, — цокнул он языком. — Ладно. Даю пять минут. И то лишь потому, что мне тут… этих, — он понизил голос так же, как и я минутой ранее, — не надо. В армии натерпелся.
Фёдорович, оставив меня на кухне, поднялся по уличной лестнице на второй этаж, к управдому, и взял у него запасной ключ. Дверь отпер сам и первым заглянул — осторожно, словно ждал, что оттуда выпрыгнет тигр.
— Никого, — заключил, наконец, разведчик и отошёл, давая мне доступ.
Я прошёл в комнату и, нашарив не стене выключатель, включил свет, поскольку естественного дневного тут совершенно не хватало — мешал сарай, почти вплотную примыкавший к окну. За ним была видна лишь деревянная дощатая стена, к которой кто-то прислонил лопату.
Сразу в глаза бросался терминал — огромный экран, клавиатура, смахивающая больше на пульт управления космическим кораблём, и огромное мягкое кресло, к которому шли провода и шлейфы. В изголовье торчали три металлических штыря, похожие на вилку, — я знал, что с помощью таких штук можно подключаться напрямую к терминалу и использовать его вычислительные мощности для кучи разных вещей. Ускорения сознания, например. Вполне возможно, что за несколько часов Унгерн проживал тут целую жизнь.
Много синих, зелёных и красных диодов, в системном блоке со снятой крышкой видно железо — очень солидное, надо сказать. Да, машинка была что надо. Остальная комната смотрелась куда хуже. Серенькие обои, на полу — вытоптанный коврик, на журнальном столике — посуда, солонка с окаменевшим содержимым и заплесневевший хлеб. У стены — узкий шкаф, стул, заваленный вещами, и солдатская металлическая койка, заправленная тем самым легендарным синим-одеялом-с-тремя-полосами.
На столе с терминалом бардак: металлическая кружка, тарелка с крошками, паяльник, моток припоя и какое-то полуразобранное устройство. На полу — пустые жестяные банки из-под газировки и пива, старые тапки, грязное бельё и толстый слой песка. Ну да, не баронское это дело — в квартире убираться.
— Я осмотрюсь? — решил я уточнить на всякий случай у Фёдоровича.
— Да, давай, — ответил воин-разведчик и встал в дверях, скрестив руки на груди. — Если не побрезгуешь…
Первым делом я прошёл к терминалу, но тот оказался ожидаемо запаролен. Я ввёл несколько самых распространённых комбинаций, но это, разумеется, не помогло, поэтому надежду запустить ручонки в информационную кладовую Унгерна пришлось оставить. Перебирая вещи, чувствовал огромное омерзение: полная антисанитария, удивительно, что вши или ещё какая живность не завелась. Прошло пять минут — и ничего, напоминавшего о том, куда паршивец ездил, или каких-либо других улик. Я попытался определить назначение устройства, которое собирал Тевтонец, но безуспешно.
— Что это? — спросил Фёдорович, увидев, что я внимательно гляжу в переплетение проводов.
— Да чёрт его поймёт… — с досадой ответил я.
