«Кто же меня раздел?» – подумала Надя.
Она лежало в закоулке, образованном глухой стеной дома и гаражами. Чемодан и сумка находились рядом, в двух-трёх шагах, полускрытые одеждой. Стало стыдно, когда Надя увидела свои застиранные трусики и старый бюстгальтер. Нехорошо, что их видят другие… Макмар. Неподвижной чёрной колонной он застыл на фоне ночного облачного неба, подсвеченного городскими огнями.
Был кто-то ещё – музыкант из метро. Он раздевался, торопливо и нервно – так умирающие с голода кусают кусок хлеба. Он и не казался сытым: окостеневшее лицо, ноги и руки словно прутики. Тело узника концлагеря и остановившийся взгляд беглеца, который пытается уйти от погони.
Когда флейтист подошёл поближе, Надя увидела пасть, полную мелких зубов, на том месте, где у людей живот. Закричать не получилось – девушка могла лишь по-рыбьи раскрывать рот.
– Тихо, тихо, тихо, девочка моя! – воскликнул Макмар, отталкивая флейтиста. – Ты не должна бояться! Скоро всё кончится. И тогда всё будет хорошо! Я тебя не брошу, никогда!
Надя улыбнулась ему и закрыла глаза. Дважды.
– Ловко ты её! – заметил флейтист, рассматривая тело жертвы.
Душу он не видел, потому что слишком оголодал, чтобы отвлекаться на нематериальные объекты.
– Могу и тебя так, – предупредил Макмар. – Хочешь?
Флейтист испуганно покосился на него и присел на корточки перед Надей.
Облизнулся. Дважды.
Язык нижней пасти был тёмно-зелёный, словно болотная гадюка.
– Откуда начинать?
– С ног. Чем дольше она будет жива, тем лучше.
– Но не может же она быть жива до самого конца… – пробормотал флейтист и опустился на колени.
Пасть раскрылась, обнажив треугольные зубы. Мягкие, словно хрящи, они прожигали плоть, отхватывая кусок за куском. Язык проталкивал пищу вглубь, и зубы работали без остановки. Громкое чавканье наполнило закоулок.
Когда Флейтист закончил, осталась только кровь – на его бледной облезлой коже и на заснеженном асфальте. Пасть приоткрылась в последний раз – и язык спрятался за тонкими губами, которые стянулись в тонкий шрам.
Флейтист встал, покачиваясь, несколько раз сжал кулаки, наслаждаясь вернувшейся силой, и радостно рассмеялся.
– Теперь я точно здесь!.. Живой!! – его хриплый смех напоминал рычание.
– Рад за тебя, – сухо отметил Макмар. – Иди сюда.
Он внимательно осмотрел обновлённое тело Флейтиста, стараясь не испачкаться в брызгах и потёках Надиной крови. Пасть исчезла, и живот выглядел нормально – как и всё остальное.
Материализация стала первой услугой, которую Макмар оказал заблудившемуся страннику.
Совет, как избежать встречи с Обходчиком, был услугой номер два.
Финальная кормёжка – третьим актом помощи.
«Надеюсь, он будет не бесполезнее Крыбыса», – подумал Макмар.
– Вытрись и одевайся, – скомандовал он. – И побыстрее! Холодает.
Пока Флейтист приводил себя в порядок, используя блузку жертвы вместо полотенца, Макмар чертил пальцем на ржавой стене гаража. Получались ровные светящиеся линии, похожие на чертёж выкройки. Последний штрих – и линии сложились в законченную формулу. В воздухе возник колеблющийся силуэт, сквозь который просвечивали коричнево-серые холмы Гьершазы.
– Пожитки её – сюда, – приказал Макмар. – Нет, погоди, – он ощупал Надину куртку, достал кошелёк и переложил мятые бумажки себе во внутренний карман. – Теперь всё. Шевелись.
– Нам ничего больше не нужно? – замялся Флейтист, но натолкнулся на рассерженный взгляд и послушно закинул в портал сначала Надину одежду, затем сумку, а потом, поднатужившись, и чемодан.
Дверь осветилась, принимая предметы, и покрылась пузыристой плёнкой.
– Представляю, как там удивятся! – хмыкнул Флейтист.
– Не удивятся, – отозвался Макмар, провёл кончиками пальцев по краю портала – и он исчез. – Я допустил пару ошибок, и наружу вылетит труха. Пыль. Понимаешь? – он подмигнул своему подопечному. – Несколько маленьких незаметных ошибок…
Лицо Флейтиста смялось, словно неудачно надетая маска.
Несколько маленьких незаметных ошибок при установке перехода – и ты вылетаешь в незнакомый мир в разлагающемся теле и с повреждённой памятью.
– Понимаю, – прошептал чужак.
– Прекрасно! Пошли, – Макмар оглянулся за неподвижного помощника. – Что?
– А имя?
– Что – имя?
– Тело у меня есть. Теперь нужно вернуть мне имя.
– Обойдёшься!
Флейтист фыркнул. Помедлил, глядя в спину Макмару, который явно не собирался ждать, проверил свою флейту, спрятанную за пазухой, и побрёл следом.
– Я есть хочу! – сообщил он тоном обнаглевшего кота.
– Ладно, ладно! Куплю тебе чего-нибудь… Пельменей, например, – рассмеялся Макмар, по-прежнему глядя вперёд. – А будешь хорошо себя вести, я тебе их сварю.
Флейтист ускорил шаг, стараясь не отстать.
– Спасибо! – выдавил он.
– Пока не за что.
– За это.
– Ах, за «это»! Ну, дружок, тут «спасибом» не обойдёшься! Мои условия тебе известны…
Чтобы сделать точную копию человека, необходимо выполнить три условия.
Во-первых, наделить себя правом выступать в роли творца. И приготовиться к ответственности: придут ведь, потребуют отчитаться, начнут корить за допущенные ошибки, упрекать за несовершенство…
Во-вторых, надо иметь под рукой необходимые ингредиенты, а значит, надо точно знать, из чего слеплено это чудо природы – человек. Пока никто не знает. Постоянно возникают новые версии. Многие из них близки к истине, но правильного ответа по-прежнему нет. Может быть, к лучшему: не стоит привлекать внимание обладателя авторских прав!
В-третьих, нужно уметь раздваивать тело и раздваивать душу.
Любой ученик, способный обращаться с материей, сотворит куклу, которая будет выглядеть точь-в-точь как оригинал. Но подлинное мастерство определяется тем, как долго копия сохраняет целостность. Когда создатель перестаёт контролировать своё творение, оно тут же попадает под власть законов окружающего мира. Реальность весьма ревниво относится к постороннему вмешательству. Час или месяц, но рано или поздно подделка разрушается.
Что касается копирования души, то всё зависит от того, чья она. Возьмёшь свою – получится призрак. Но раздвоить чужую душу не сумеет и одарённый специалист. Только круг мастеров, прошедших долгую изнурительную подготовку, решается на подобный эксперимент. Риск слишком велик: при раздваивании тела копия создаётся из доступной материи, при раздваивании духа – из своего «Я».
