— Ждем-с, — ответил он.
— Честно говоря, полгода назад я думала, что таких мест работы уже не осталось в природе.
— Угу.
Вроде бы все было как обычно. Кроме одного — я ощущала фантастическую непричастность к миру Конторы: казалось, стоит встряхнуться хорошенько — и Контора начнет отваливаться от меня кусками, словно засохшая глина.
Надо было срочно придумывать себе занятие. На выбор имелись: «Цитадель» (стратегия), «Анриэл» (стрелялка) и «Servants in the dark» («Серванты во мраке», — перевела я, усмехаясь).
Однако нехитрые сии развлечения меня сегодня не интересовали. Я положила перед собой записную книжку и некоторое время задумчиво гладила ее по переплетику. Потом решительно открыла, и тут же раздался телефонный звонок, двойной короткий — внутренний.
— Ира, дорогая, зайди, у нас тут на дискету не записывает, — проквакала трубка. — Уж что мы только не делали…
Вторая фраза вызвала у меня серьезные опасения.
Предпоследняя дверь налево. Две раздраженные женщины смотрели в экран, посередине которого располагается маленькое русскоязычное сообщение.
— Вот, — указала на экран одна из дам. — Чего ему надо?
— Читайте.
— Нет, ты сделай, нам некогда.
— Читайте! — потребовала я с неистовством архангела Джибрила, явившегося неграмотному Мохаммеду.
Дама оробела.
— «Диск, на который производится запись, заполнен, — прочитала она тоном старательной второклассницы. — Вставьте следующий диск».
Несколько секунд тишины.
— Ну? И что это значит? — потеряла терпение первая.
— А как вы думаете?
Женщины переглянулись.
— Сделай, а? — просительным тоном сказала вторая. — Нам некогда.
— Сделаете сами.
Это нехитрое заявление не оставляет, однако, возможности для ответа: чтобы ответить, женщинам нужно сначала прийти в себя, но где тут придешь в себя, когда Озарение заливает кабинет беспощадным белым светом, лучи бьют наружу, в тесный дворик, огороженный рабицей и пронизывают ветви обледеневших лип. Я отряхиваюсь как собака, пересекшая вброд Великую реку, и первый окаменевший кусок Конторы с грохотом разбивается об пол.
Возвратившись, я застала Александра Антоновича в той же позиции.
— Чего у них там? — приоткрылся черный сонный глаз.
— На дискету скинуть не могут.
— М-м…
— Схожу за булочкой, — объявила я в пространство и стала нашаривать в сумке кошелек. Не нашарив, вытряхнула все содержимое на стол. Кошелек нашелся, но среди косметики и мятых автобусных билетов я не обнаружила ключа от квартиры.
— Ч-черт! — выкрикнула я, вскакивая из-за стола.
Минут через сорок, выскочив на остановке, я упала три раза подряд — о позе «сягаму» не могло быть и речи при такой спешке. Напрасно давила я кнопку звонка и колотила кулаками в дверь, напрасно взывала: «Ярилло, это я, я ключ забыла, открой», напрасно выходила во двор и кричала то же самое в слепые окна — Ярилло либо спал сном праведника, либо уже радовал Ольку своим появлением, неукоснительно выполнив предписание: «Уходя, хлопни дверью».
Начали показываться любопытствующие соседи.
— Кто это у тебя закрылся? — хитро поинтересовалась старушка Антонина.
— Р-родственник, — сквозь зубы сказала я. — А может быть, его уже там нет.
— У хозяйки-то второй ключ имеется? — сипло спросил дядя Коля, подтягивая локтем сползающие треники.
— Хозяйка в отъезде.
— Тогда дверь ломать, — предвкушая, сказала старушка Антонина. — Может, сходить к этому… как его называют… председателю жилищного кооператива… Или вызвать спасателей.
— А вызывайте! — решительно сказала я. — Проезд Дружбы, дом восемь квартира тринадцать.
— Квартира-то двенадцатая, — поправил дядя Коля, — в тринадцатой-то я живу.
— Как? — сказала я.
Я уже полтора года жила на четвертом этаже, тринадцатая квартира, дверь налево. Взметнув взор к номеру на двери, я увидела цифру 12. Первый подъезд, четвертый этаж, дверь налево. Во всех панельных пятиэтажках хрущевского типа такая квартира имеет тринадцатый номер.
— А первая квартира тогда где? — спросила я глупо.
— Там, — ответил дядя Коля и показал в пол.
Медленно-медленно отошла я от двери. Медленно-медленно стала спускаться по ступенькам.
— Так вызывать мне спасателей? — послышался откуда-то из далекого далека голос старушки Антонины.
Этажом ниже я нашла причину нумерологической аномалии: на лестничной клетке располагались не четыре, а три квартиры: девятая, десятая и одиннадцатая. Там, где обычно находилась еще одна дверь, стена была ровной, выкрашенной до половины ядовито-зеленой, как во всем остальном подъезде, краской. Я прикоснулась к ней. Стена как стена.
Все так же медленно, чтобы пол не ушел из-под ног, я вышла во двор.
Руки скользнули в нагрудные карманы, и в одном из них обнаружился телефон. Ослабевшими пальцами я нажала нужные кнопки, и приветливый женский голос сказал мне: «Аппарат абонента находится вне зоны действия сети. Попробуйте позвонить позднее».
Арника сидела в комнате Таора и слушала звуки опустевшего, усталого дома, отвыкшего от гостей. Сами собой легонько потрескивали лестница и темные половицы, потревоженные тяжестью шагов. Сквозняк длинными лентами вытаскивал сквозь щели наружу чужие запахи, и каждый запах шелестел при этом по-своему. Возился в кладовке Закаморник, которого Арника забыла покормить. Только в комнате Таора стояла тишина, и, ни разу не дрогнув, догорали свечи. Арника старалась не шевелиться, чтобы лишний раз не чувствовать прикосновение неподвижного воздуха, насыщенного болью.
Появилась Выуявь, почему-то в новом расписном платке на плечах. Первым делом она подошла к заплаканной Арнике, молча ее обняла и некоторое время держала.
— Бедная деточка, — прошептала она. — Не плачь — все ж таки не разбойнику досталась. Благородному господину, благородней некуда. Но каков государь-то… Это ж как изголодаться надо, чтоб деревенской дурочкой не побрезговать.
Каждое слово в отдельности было понятно, однако сложить их вместе и уяснить смысл Арника не смогла.
Выуявь взглянула на нее с тем многозначительным вниманием, которое Арника уже видела во взгляде Мзымвика, и добавила:
— У нас остались тут двое… Один, здоровенный, наверняка по полведра в день жрет и шесть раз в ночь любить может. Второй весь оружием увешан, даром что мальчишка. А глаза бешеные у обоих… Антарцы все бешеные.
Произнося последние слова, Выуявь случайно глянула в сторону двери и присела от неожиданности. Там, чуть пригнувшись, чтобы не задеть головой притолоку, возвышался будто из-под земли возникший огромный детина с растрепанными черными кудрями. Сделав беззвучный кошачий шаг, он приложил ладонь к груди, где на кожаной рубахе отчетливо отпечатались кольца кольчуги, и сказал с сильным акцентом:
