— Я Иарен. Если нужно, я помощь.
Его голос заполнил комнату до краев. Самое красивое, когда говорят так, что слова только немного похожи сами на себя, подумала Арника.
Выуявь быстро опомнилась и ответила бойко:
— Пока не надо помогать, все хорошо пока. Да вы, господин, посмотрите сами.
Выуявь поспешно придвинула и вытерла передником табурет.
— Ресницы у него трепещут, видите, господин? — шепнула она. — Это хороший знак, это значит, он сражается, не поддается демонам беспамятства. И еще, послушайте, господин, как он дышит. Это значит, он берет силу от земли и воздуха. И жар у него не очень большой, какой нужен, чтобы переплавить болезнь, кровь очистить, но в лихорадке не сгореть. Сильный человек, с такими ранами справляется…
— Очень сильный, — вполголоса подтвердил Иарен.
— Ох, только не сглазить бы. Я думаю вот что…
Выуявь придвинулась к Иарену вплотную и зашептала тихо, с короткими придыханиями. Ее шепот щекоткой отозвался внутри у Арники, заставив приоткрыть губы.
— Симзуть, иди посуду помой, — неприязненно сказала Выуявь через плечо. — Нечего тут…
На крыльце сидел давешний черноглазый мальчик и полировал мягкой тряпочкой без того зеркальный клинок. Рядом в богато украшенных ножнах лежал второй меч, о который Арника споткнулась, выйдя с ведром помоев. Мальчик метнул на нее испепеляющий взгляд, но промолчал. Возвращаясь обратно, она увидела, как он вышел на середину двора и собрался танцевать, — по крайней мере, так показалось: встал в красивую позу, крутанул мечами раз, другой, и они зашелестели, сливаясь с ветром и становясь ветром. Мальчик, окруженный серым мерцающим вихрем, отрешенно глядел вдаль, и на его лице медленно проступала улыбка, холодная и яркая. Нельзя так улыбаться, встревожилась Арника, смерть летит на такую улыбку как черная бабочка на огонек. И тут же увидела ее — смерть, что плясала, крутясь и присвистывая, между клинками. Мальчик, несомненно, тоже видел ее, он соразмерял с ее полетом свои движения, пока мечи и смерть не слились в одно целое. И тогда произошло то, чему Арника не знала названия. Смерть явила собой третий меч, вспорола дневной свет словно холст и вывернула его края. Все вокруг стало блеклым и полупрозрачным, отовсюду жадно глядела тьма, что скрывается внутри каждого солнечного дня.
Арника бросила ведро, заслонилась рукавами и бросилась в дом. На крыльце столкнулась с Иареном и, съежившись, уткнулась ему в грудь.
— Не надо бояться, — добродушно пророкотал Иарен. — Бояться не надо. Ратн прирожденный воин, очень опасный воин — смерть охотно приходит танцевать с его мечами. Но он еще не был в настоящих сражениях. Еще никого не убил. Его сталь не знает вкуса крови. Не надо бояться. Ратн не сделает зла…
Он неловко погладил ее по волосам. Она вывернулась из-под его руки и, понурясь, побрела на кухню.
К вечеру ей пришлось занять место Выуяви у постели Таора. Иарена сменил Ратн — уселся на пороге и по-хозяйски уперся ногой в косяк, давая понять, что никто не войдет и не выйдет без его разрешения.
Арника сидела на полу, прислонившись к кровати, и разглядывала трещины в деревянном полу. Почему-то никак не удавалось перестать думать о Терне и о том, что самое большое счастье — еще раз его увидеть и сделать так, чтобы он не притворялся больше, будто Арники нет на свете. Рядом с Терном я была как бы не я, а намного лучше, размышляла Арника. Когда я одновременно и я, и он, это ведь гораздо лучше, чем только я одна. Но так вышло, что из-за этого я не согласилась поехать с ним, теперь я знаю, то была его гордость, когда я ответила отказом, его гордость я приняла за свою собственную и сказала «нет», потому что… просто сказала, и все. А сейчас я бы пешком пошла за ним, бегом бы побежала. Не отстала даже если бы он гнал меня прочь, потому что теперь я — это снова только я, и никакой королевской гордости у меня в помине нет…
Она принялась рассматривать Ратна. Все антарцы чем-то похожи, вот и кажется, что у Ратна такие же, как у Терна, руки и волосы, такой же горделивый поворот головы и такой же разлет бровей — будто птица взмахнула крыльями…
Ратн фыркнул и отвернулся.
…и имена их созвучны, это тоже дает сходство. Арника с наслаждением перекатывала на языке «Терн, Ратн, Терн…» словно терпкие леденцы.
За этой игрой она совсем забыла о Таоре, будто ненадолго покинула комнату с узорчатыми занавесями и воздухом, пропитанным болью, а когда вернулась, что-то уже было не так в этом воздухе, произошла какая-то перемена, за которой Арника не успела уследить. Было очень тихо. Склонясь к Таору, Арника не ощутила жара, каким прежде пылало его лицо, и едва смогла уловить губами его дыхание. Черты его стали тоньше, неподвижные тени ресниц — темнее и длиннее. Арника всплеснула руками.
— Что такое? — встрепенулся Ратн.
Он сдался, вот что это такое, подумала Арника. Это я виновата, я все время должна была находиться возле него — не просто сидеть рядом, но быть с ним мыслями и сердцем, и я не сумела этого сделать, не сумела удержаться…
Ратн перевел черные блестящие глаза с Таора на Арнику и сказал уверенно:
— Он спит. Просто спит.
Ты не понимаешь, во сне человек не уходит так далеко, во сне человек остается здесь — имя его можно легко угадать. А Таор почти уже не здесь. Его пространство заполнено болью, не имеющей имени. Это непохоже на смерть, пляшущую между мечами, поэтому тебе кажется, что это просто сон… Боль прибывает, похожая на темную воду, а он уступает ей все больше и больше пространства внутри себя… Если ничего не сделать, Таор уйдет совсем. То есть умрет.
Ратн быстро наклонился над раненым и тут же стремглав вылетел за дверь с криком:
— Хозяйка! Эй, хозяйка!
Если боль похожа на воду, ее можно вычерпать, подумала Арника. Я возьму половину ее себе, и у Таора появится место, куда можно вернуться. И надо быстрее, пока Ратн не привел Выуявь, пока не помешали…
Арника прикоснулась к пальцам Таора и стала тщательно вспоминать, как исчезает преграда между ней и другим человеком.
Темнота хлынула в нее, звуки дома оборвались, сердце пропустило один удар, а в следующее мгновение Арника почувствовала под щекой пыльный дощатый пол. С трудом поднявшись, она помотала головой и, держась за стены, побрела вон.
Ратн за руку тащил по лестнице заспанную Выуявь, крича: «Удержи его, знахарка, удержи, я тебя очень прошу, удержи!» — а Выуявь растерянно бормотала, пыталась поправить волосы: «Помилуйте, юноша, чего не умею, того не умею. Да и не принято у нас это — человека на тот свет не отпускать».
Арника посторонилась, пропуская их.
