Винсент улыбнулся.
— Кэти, это касается не только Франции. Могу поспорить, ты и в Нью-Йорке много раз сталкивалась с ревенантами, даже не подозревая того, что общаешься с зомби.
— Но почему ты? Я хочу сказать, почему именно ты? Наверняка ведь те, кто постоянно спасает жизни — ну, пожарные, или полицейские, или солдаты, — не просыпаются три дня спустя?
Винсент пожал плечами:
— Мы и сами до сих пор не понимаем, почему некоторые люди предрасположены к тому, чтобы превратиться в ревенантов. Жан-Батист думает, что это связано с генетикой. А Гаспар уверен, что это просто судьба, что кто-то из людей оказался избранным. Но доказательств этим точкам зрения нет.
Я пыталась понять, что сотворило Винсента и ему подобных: магия или природа? Вот только в моем уме эти две причины почему-то не разделялись, в особенности теперь, когда все естественные законы, которым меня учили, оказались перевернутыми вверх дном.
Винсент придвинул к дивану низкий столик и налил мне стакан воды. Я с благодарностью приняла его и сделала несколько глотков, наблюдая за тем, как Винсент снова занимается камином, подбрасывая в него поленья.
Потом он сел на пол напротив меня. Диванчик был достаточно низким, а Винсент достаточно высоким, чтобы его глаза оказались почти на одном уровне с моими, когда он продолжил рассказ, тщательно взвешивая каждое слово.
— Видишь ли, Кэти, я пытался разобраться, как все это работает. Я тебе говорил, что однажды дожил до двадцати трех лет. Я пять лет сопротивлялся потребности умереть. Меня тогда попросил об этом Жан-Батист, чтобы я дожил до того возраста, когда смог бы распоряжаться семейными бумагами. Это было трудно, но я выдержал. Жан-Батист дал мне это задание, потому что знал: я сильнее других. И к тому времени я уже долго наблюдал за тем, как сам он сопротивляется своим порывам. И потому знал, что это возможно. Та женщина, с которой ты меня видела на днях. В «Ла Палет»…
В глазах Винсента вспыхнула боль:
— Да, Женевьева. Юл мне объяснил, что вы просто друзья.
— Я надеялся, что ты ему поверишь. Я понимаю, что это должно было выглядеть… компрометирующе. Но я тогда попросил Женевьеву встретиться со мной, чтобы расспросить о ее собственном положении. Она замужем. За человеком.
Я разинула рот.
— Но… как же…
— В первый раз она умерла примерно в то же время, что и я. И незадолго до того вышла замуж. Ее муж остался в живых. И когда она очнулась, она вернулась к нему и с тех пор живет с ним.
— Но ему должно быть…
— Да, ему за восемьдесят, — закончил мою мысль Винсент.
Я попыталась представить себе прекрасную блондинку рядом с мужчиной, который годился ей в прапрадеды… Нет, такую жизнь я вообразить не могла.
— Они до сих пор безумно любят друг друга, но их жизнь не была легкой, — продолжил Винсент. — Она не могла сопротивляться потребности умереть, однако муж поддерживал ее, говоря, что это судьба и что она справится. Он всегда гордился ею, а она — им. Но ведь скоро придет его очередь умереть, и она останется одна. В общем, все это — вопрос выбора, но я не могу просить кого бы то ни было решать в мою пользу…
Винсент взял меня за руки. Ладони у него были теплыми и сильными, а от его прикосновения по всему моему телу пробежала радостная волна, осевшая в сердце.
— Кэти, — сказал он, — я могу оставить тебя в покое, держаться как можно дальше. Да, это будет жалкое существование, но я справлюсь, если буду знать, что ты счастлива. Но если ты хочешь быть со мной, я могу предложить вот такое решение: я стану сопротивляться смерти до тех пор, пока мы вместе. Я уже говорил с Жан-Батистом, и мы придумали, как мне с этим справиться. Я не хочу, чтобы ты то и дело переживала потрясение, видя мою смерть. Я ничего не могу поделать с тем, что на три дня каждый месяц ты будешь оставаться одна. Но остальное я могу контролировать. И буду. Если ты решишь дать мне шанс…
Ну и что я могла ответить?
Я ответила:
— Да.
Мы сидели на полу, прислонившись друг к другу и глядя на огонь.
— Ты проголодалась? — спросил Винсент.
— Вообще-то да, — призналась я и сама удивилась.
У меня совершенно не было аппетита уже… ну да, три недели.
Пока Винсент ходил в кухню, я позвонила бабушке.
— Мами, ничего, если я пропущу ужин? Я перекушу где-нибудь.
— Судя по твоему голосу, можно ли предположить, что ты поужинаешь с неким молодым человеком?
— Да, я сейчас у Винсента.
— Что ж, очень хорошо. Я надеюсь, вы с ним во всем разберетесь и вернетесь к нам, в мир живых.
Я вздрогнула при этих словах. Если бы бабушка знала…
— Нам с ним нужно о многом поговорить, — продолжила я. — Наверное, я вернусь поздно.
— Не беспокойся, милая Кэти. Но не забывай, что завтра тебе идти в школу.
— Не забуду, Мами.
Бабушка молчала так долго, что я уже подумала, что она повесила трубку.
— Мами? — окликнула я ее через несколько секунд.
— Кэти, — медленно произнесла она, как бы обдумывая что-то. А потом решительно продолжила: — Милая, забудь, что я только что сказала. Наверное, лучше окончательно разобраться в личных делах, чем проявлять рассудительность и думать о том, чтобы хорошо выспаться. Винсент живет с родителями?
— С родными.
— Вот и хорошо. В общем, если ты решишь провести там всю ночь, позвони мне, чтобы я не беспокоилась.
— Что?! — воскликнула я.
— Если из-за этого завтра будет трудный день, ничего страшного. Я тебе разрешаю остаться в доме родных Винсента… только не в его постели, конечно.
— Да между нами вообще ничего такого нет! — начала было протестовать я.
— Я знаю, — перебила меня бабушка. Я просто слышала, как она улыбается. — Тебе почти семнадцать, но рассудком ты гораздо старше. И я тебе доверяю, Кэти. Просто реши, наконец, свои проблемы и не думай о том, чтобы спешить домой.
— Это… это весьма… прогрессивно с твоей стороны, Мами, — пробормотала я, почти парализованная изумлением.
— Рада думать, что иду в ногу со временем, — пошутила она, а потом горячо добавила: — Живи, Кэти! Будь счастливой! Веселись!
И она повесила трубку.
«Моя собственная бабушка разрешает мне остаться на ночь у друга! Страннее ничего и не придумаешь, — решила я. — Это еще более странно, чем обещание Винсента не умирать ради меня».
Он вернулся с огромным подносом всякой еды.
— Жанна насквозь нас всех видит, — сообщил он, ставя поднос на стол.
Он принес толсто нарезанное холодное мясо, колбаски, сыр, багеты, пять или шесть сортов оливок. Еще на подносе были бутылки с водой и соком и чайник с чаем. В большой чаше громоздились экзотические фрукты, а на блюде с высокими бортиками были выложены пирамидкой миндальные печенья.
