— Да? — Привет Димон! Куда вы запропастились? — зазвучал бодрый голос Шуры на другом конце.
— Мы в реанимации больницы Хопкинса.
— Что случилось? Опять ребенок с трубкой в горле мучается? — Спросил он, вспоминая прошлогодние мытарства.
Тогда главной жалобой Вичи была боль в горле от ненавистной дыхательной трубки. Конечно, сказать она об этом не могла и все из-за той же трубки, которая не давала работать голосовым связкам. Но каждый раз, когда спрашивали, что ее беспокоит, она постоянно показывала на горло.
— Боюсь, что сейчас это не самая главная проблема, — чуть не плача ответил Дича. — Наша Вича в коме и вряд ли что-нибудь чувствует.
После длинной паузы прозвучал упавший голос Шуры: «Ну, ты давай, не раскисай. Держись там. Я сейчас приеду».
Боясь окунуться обратно в свои черные мысли, Дича ухватился за телефон как за соломинку и позвонил близким друзьям в Чикаго. Вся научная группа, в которой он когда-то работал, вот уже три года как перебралась в этот северный мегаполис.
Руководитель группы был приглашен туда на высокую должность. Бывшие коллеги Дичи тоже обиженными не остались, получив внеочередные научные звания. Дичу долго уговаривали ехать с ними, но он тогда думал не о перспективах роста, а о Вичином здоровье. В холодном Чикаго она наверняка чаще простужалась бы, а любая инфекция для нее могла стать последней.
Да и доверяла она только Хопкинским докторам. А вера больного в своего врача — уже половина успеха лечения, и они остались в Балтиморе. Но за долгие годы совместной работы группа ученых стала одной семьей, и Дича до сих пор поддерживал с ними теплые отношения, а особенно с коллегами из Китая. Поскольку научная деятельность была малооплачиваемой, американцы, отдали ее на откуп иммигрантам. Редкая лаборатория обходится без грамотных работников из бывшего коммунистического лагеря, где квалифицированный труд был не в почете. Когда Дича говорил, что фельдшером на «Скорой» зарабатывал в три раза меньше своего шофера, американцы думали, что это очередной анекдот. Похожая ситуация была и в Китае. Поэтому многие лаборатории изобиловали представителями интеллигенции из этой перенаселенной страны. Не стала исключением и их научная группа. Большинство ее сотрудников прошли схожий путь к самоутверждению в новой стране и хорошо понимали друг друга. Ближе всех Дича сдружился с жизнерадостной китаянкой из секции генетиков. Именно ей он и поведал о своей беде. Но долгим разговор не получился. Вскоре бокс наводнился медперсоналом и ему пришлось быстро попрощаться.
Вслед за бригадой медтехников вкатили аппарат для охлаждения тела. Это был незамысловатый агрегат, гоняющий воду внутри прорезиненных простыни и одеяла, между которыми и уложили хрупкую пациентку. Поставив температуру циркулирующей воды на тридцать два градуса, медсестра оставила их вдвоем.
— Я знаю, как ты не любишь холод, но надо потерпеть, чтобы поправиться, — шептал Дича, гладя волосы жены.
Ее локоны были окрашены кровью. Со стороны казалось будто дьявольский парикмахер искусно сделал мелирование.
Сквозь разметавшиеся по подушке волосы прорывались всполохи пламени. Пылал и весь организм. Несмотря на постоянное охлаждение, температура тела упрямо держалась на тридцати восьми и понижаться не хотела. Через какое-то время Вичу стал бить сильный озноб, и муж вызвал медсестру.
— Так мы не сможем снизить температуру, — посмотрев на трясущуюся пациентку, заключила она. — Надо делать мышечные релаксанты.
Как известно, озноб — это не что иное, как защита организма от переохлаждения. Дрожащие мышцы вырабатывают тепло в больших количествах и не дают человеку замерзнуть.
— Конечно, твой организм борется с холодом, он же не знает, что холод ему сейчас необходим, — успокаивал Дича жену, гладя ее по трясущемуся плечику.
После укола мышцы расслабились, и дрожь постепенно улеглась. А вслед за этим и жар пошел на убыль.
* * *
Что такое холод, Вича по-настоящему узнала, когда они с мужем сбежали от отца с приживалкой. Жить со «старшими» было уже невмоготу, и они стали незаметно собирать свой небольшой скарб для возвращения на Родину. Но пугающие вести оттуда спутали все карты. Борьба двух ветвей российской власти достигла своего апогея. Буквально в паре шагов от Кремля, у здания парламента разворачивались непростые события. Нервы противоборствующих сторон были на пределе, и тут лавина черных флюидов из-за океана обрушилась на горячие головы.
Хотя реакция виккианских сестер была быстрой, один танк всетаки успел выстрелить. Однако толи черные сестры не рассчитали, толи вет лантикой замешкались и не принесли беду вовремя, удар темных сил пришелся на выходные. В результате пущенный танком снаряд разорвался в пустом офисе, оставив лишь черную кляксу на фасаде из белого мрамора.
Вскоре весь мир облетела новость о так называемом расстреле Белого Дома. В то осеннее утро вся Америка проснулась в шоке. Отовсюду неслось истерическое: «Русские танки обстреляли Белый Дом!» Страна шутки не поняла, и настроение капиталистам перед рабочей неделей было испорчено. Не успели многие возрадоваться, что правлению демократов пришел конец, как выяснилось, что обстрелян вовсе не американский Белый Дом, а дом парламента в центре Москвы, тоже прозванный в народе Белым Домом. Так, что молодой американский президент продолжал обучать подковерной дипломатии сексапильных практиканточек, а молодая пара иммигрантов продолжала приспосабливаться к жизни в его стране.
Так черные сестры, сами того не ведая, дали другой шанс виккианской воительнице познать секрет их силы. Для Дичи и Вичи это событие оказалось знаковым. Вещи были собраны, решение уезжать принято. Осталось только поменять пункт назначения. Так они очутились на окраине города, во флигеле старинного дома, который по удивительному стечению обстоятельств тоже был белым, как, впрочем, и большинство домов в округе.
Двухэтажный флигель им сдала старушка божий одуванчик.
Как ни странно, за те же деньги, что они отдавали за свою бывшую «конуру», теперь в их распоряжении было целых три небольших комнатки и огромная кухня. Радости отдельной жизни не испортила даже проблема с отоплением. Паровое отопление здесь не практиковалось и все дома обогревались газом или электричеством. Чтобы натопить их новое жилище, уходило слишком много энергии, и первый счет от электрической компании поверг их в шок. С тех пор они ограничили себя в тепле, и самым уютным местом в доме стала спальня, в которую был куплен масляный радиатор…
А зима в тот год, как назло выдалась не по балтиморски холодная.
