Воздушный шлюз бесшумно закрылся за ним. Через мгновение послышалось тихое «фсс…» теснимого кораблем воздуха, напоминающее продолжительный изумленный вдох. Темное пятно на миг закрыло звезды, и корабль улетел.
Когда звездолет исчез, Элвин вдруг сообразил, что допустил небольшой, но досадный промах – из тех, что приводят к провалу самые продуманные планы. Он забыл, что рецепторы робота куда чувствительнее его собственных, и ночная тьма оказалась более густой, чем он ожидал. Неоднократно он совершенно сбивался с пути и даже налетал на деревья. В лесу было темно, хоть глаз выколи; один раз что-то очень большое вышло к нему из-за кустов. Раздалось слабое потрескивание сучьев, и два изумрудных глаза, расположенных на высоте его пояса, пристально уставились на Элвина. Он тихо подозвал существо; невероятно длинный язык лизнул ему руку. Мгновением позже могучее тело нежно потерлось о него и беззвучно удалилось. Он не имел ни малейшего представления, что это был за зверь. Наконец сквозь деревья засияли огоньки деревни, но он уже не нуждался в них: тропа под ногами превратилась в поток тусклого голубого пламени. Мох, по которому он шагал, фосфоресцировал, и следы отпечатывались на нем темными пятнами, медленно исчезавшими позади. Это было красивое, чарующее зрелище. Когда Элвин нагнулся, чтобы подобрать горсть странного мха, тот несколько минут сиял в сложенных ладонях; потом его свечение угасло.
Хилвар вновь встретил его перед домом и повторно представил Серанис и Сенаторам. Они как-то нехотя, с осторожным уважением, приветствовали его. Если их и интересовало, куда исчез робот, они не обмолвились об этом и словом.
– Я очень сожалею, – начал Элвин, – что мне пришлось покинуть вашу страну столь недостойным образом. Вам, может быть, интересно узнать, что почти так же нелегко было ускользнуть из Диаспара.
Он выждал, пока они переварят сказанное, а затем торопливо добавил:
– Я поведал моему народу о Лисе все, что знал, стараясь представить вашу землю в самом благоприятном свете. Но Диаспар не желает иметь с вами ничего общего. Несмотря на все изложенное мною он решил избежать осквернения со стороны низшей культуры.
Реакция Сенаторов доставила Элвину удовольствие. Даже изысканная Серанис слегка покраснела при его словах. Если удастся возбудить в Лисе и Диаспаре достаточно сильное взаимное раздражение, задача разрешится более чем наполовину. Оба города будут столь озабочены доказательствами превосходства собственного образа жизни, что барьеры между ними быстро сойдут на нет.
– Зачем ты вернулся в Лис? – спросила Серанис.
– Потому что хочу убедить Лис, равно как и Диаспар, в том, что вы сделали ошибку.
Он не упомянул второй причины – в Лисе был единственный друг, на которого он мог положиться и в чьей помощи нуждался. Сенаторы все еще молчали, ожидая от Элвина дальнейших слов, и он знал, что их глазами и ушами сейчас смотрят и слушают многие другие сознания. Он был представителем Диаспара, и весь Лис судил о городе по его словам. Преисполненный чувством ответственности, Элвин собрался с мыслями и начал речь.
Его темой был Диаспар. Он обрисовал город таким, каким видел его в последний раз – дремлющим на груди пустыни, с башнями, сияющими подобно похищенным у неба радугам. Из сокровищницы своей памяти он извлек песни, посвященные Диаспару поэтами былых времен, рассказал о бесчисленных творцах, умножавших красоту города. Никто, пояснил он, независимо от отпущенного ему срока, не мог исчерпать богатств Диаспара: в городе всегда обнаруживалось что-нибудь новое. Немалое время он посвятил описанию удивительных вещей, сработанных умельцами Диаспара; постарался хотя бы вкратце дать представление о шедеврах, сотворенных художниками прошлого к вечному восхищению людей. И с легкой грустью задал вопрос: правда ли, что музыка Диаспара стала последним звучащим посланием Земли к звездам? Они выслушали его до конца, не прерывая и не задавая вопросов. Когда Элвин кончил, было уже очень поздно, и он вдруг почувствовал никогда не испытанную ранее усталость. Напряжение и тревоги этого длинного дня вымотали его, и совершенно неожиданно Элвин заснул.
Проснувшись, он оказался в незнакомой комнате, и лишь спустя несколько секунд вспомнил, что находится не в Диаспаре. Одновременно с возвращением сознания забрезжил утренний свет, и вскоре Элвина залило мягкое, холодное сияние зари, хлынувшее через прозрачные стены. Элвин лежал в сонной полудреме, припоминая вчерашние события и раздумывая, какие силы он теперь привел в движение.
Одна из стен начала складываться с нежным музыкальным звуком, причем таким хитроумным способом, что проследить за этим процессом оказалось невозможным. Через образовавшийся проем вошел Хилвар и полушутливо-полуозабоченно посмотрел на Элвина.
– Теперь, Элвин, раз уж ты проснулся, – сказал он, – то, может быть, сообщишь хотя бы мне, как ты умудрился вернуться и какой следующий шаг собираешься предпринять? Сенаторы как раз отправились взглянуть на подземку: они не могут понять, как ты сумел пробраться по ней сюда. Что скажешь?
Элвин соскочил с постели и потянулся изо всех сил.
– Наверное, нам лучше догнать их, – заявил он. – Не хочу, чтобы они понапрасну тратили время. Что же до твоего вопроса, ответ ты увидишь немного погодя.
Догнать троих Сенаторов удалось лишь почти у самого озера. Обе группы обменялись слегка натянутыми приветствиями. «Комиссия по расследованию» поняла, что Элвину известно, куда они направлялись, и эта неожиданная встреча поставила их в невыгодное положение.
– Боюсь, что прошлой ночью сбил вас с толку, – ободряюще сказал Элвин. – Я прибыл в Лис не прежним путем, так что ваша попытка перекрыть его была совершенно излишней. Кстати, Совет Диаспара, со своей стороны, тоже перекрыл его – и также не добился успеха.
Пока Сенаторы про себя перебирали различные возможности решения этой загадки, по их лицам можно было изучать все оттенки недоумения.
– Так как же ты очутился здесь? – спросил их глава.
В его глазах внезапно мелькнул след понимания, и Элвину стало ясно, что тот начинает догадываться. Не перехватил ли он только что посланную им через горы мысленную команду? Элвин ничего не произнес и просто указал в сторону северного небосклона.
Описывая широкую дугу, из-за гор с невероятной скоростью вылетела игла серебристого света, оставлявшая за собой раскаленный след. Она замерла в нескольких километрах над Лисом, остановившись внезапно; все следившие за ней взоры успели проскочить далеко, чуть ли не на полнеба, вперед, прежде чем пришло понимание того, что движение прекратилось. С высоты грянул могучий раскат грома – звук воздуха, смятого и раскромсанного движением корабля. Еще несколько секунд – и звездолет, блистая на солнце, опустился на склон холма метрах в ста от них.
