— Куда, от кого и зачем ты бежишь? – спрашивала я. – У тебя нет совершенно никаких оснований опасаться, что мы с Наткой выдадим твой секрет. Ну то есть я напишу книгу, которая полностью тебя реабилитирует, и только тогда ты раскроешь свое инкогнито. В любом случае я без твоего согласия и слова никому не скажу. Натку, что ли, боишься? Зря! Мне кажется, вы с Наташкой во многом похожи, у вас много общего. Если ты сейчас оставишь эскапизм и попытаешься открыться, то вы чудесно подружитесь.
— Булгакова, перестань лезть мне в душу и делать вид, будто ты все про меня поняла! – отмахивалась Нина. – На самом деле ты ничего, ничего про мою душу не знаешь. Ты даже не можешь вообразить, например, почему я выбрала именно этот пансион. Поэтому ты и не можешь догадываться, почему мне настало время отсюда уезжать.
— Ой! Тоже мне тайна за семью печатями! Ты приехала сюда следить за Наткой, потому что она сильнее всех из ныне живущих связана с твоим любимым человеком. Вот и все. Думаю, ты надеялась, что рано или поздно всплывет что‑то вроде того романа, который в конце концов и оказался в твоих руках.
— Что и требовалось доказать! Ты в силах предположить только самые поверхностные причины. Но мои мотивы, поверь, были другими. И теперь они больше не сильны. Мои планы изменились. Впрочем, изменились они во многом благодаря тебе. Спасибо.
Нина сделалась еще более загадочна, чем прежде. Пансионеры обратили внимание, что с нею что‑то происходит. Многие пытались догадаться, почему она больше ничего не пишет на клочках бумаги, которые прежде перекладывала из одного заднего кармана джинсов в другой, но никто не мог предложить хоть сколько‑нибудь логичного объяснения. Судя по тому, что соседи строили совершенно фантастические версии, Юра счел открывшийся ему Нинин секрет чересчур интимным и никому не раскрыл ее тайну. Что же, этот поступок добавлял очков в его пользу. Я даже как‑то снова его зауважала и готова была простить ему малодушие того вечера, когда мы с ним вдвоем ломились в Нинкину комнату, чтобы выкрасть ее «конспирологические стихи». Я решила простить Юрика и снова одарить его своим вниманием.
Как‑то за ужином я сама села с ним рядом и намекнула паникеру, что за выдающиеся рыцарские качества паника ему, так и быть, прощается. Но ему оказалась не нужна моя амнистия. Он держался довольно холодно. Мне показалось, что он мною как‑то даже немного брезгует. Фи! Тоже мне! Что он о себе вообразил? Что если еще пару недель посмотрит на меня таким вот надутым индюком, то я его, может, еще и героем воображу и буду умолять о реанимации дружбы? Как бы ни так! Раз уж товарищ не понял своего счастья, то и бог с ним. Заполню отводившееся ему в мозгу место более интересными вещами. Вот, например, я так до сих пор и не поняла, что же имела в виду Нина, когда заявила, что в наш пансион «Усадьба «Курганы» она приехала вовсе не вслед за Наткой, а по каким‑то совершенно другим соображениям. И почему появление несчастной Мишкиной рукописи эти ее планы перевернуло? Я снова и снова внимательно перечитывала предусмотрительно снятую копию неизданного романа. Но там я не находила ответов.
Неделя, которую отпустила Нина на то, чтобы найти себе новое убежище, истекла. За это время сила ее намерения не ослабла.
Она даже нашла место, куда сбежать.
Как ни странно, тихоня не слилась незаметно, а решила по–прощаться с «Курганами» и закатить для нас всех прощальную вечеринку. По–моему, это был самый продолжительный и насыщенный вечер в моей жизни…
:::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::
Во дворе «Курганов» накрыли шведский стол и установили пару мангалов. В открытые окна столовой поставили колонки.
Играл ненавязчивый нью–эйдж. Все бродили мимо столов с одноразовыми тарелками, метали в них разнообразный хавчик и располагались на шезлонгах и на траве, где придется. Никто не ожидал ничего особенного. Выпивать потихоньку начали, не дожидаясь официальной прощальной речи отбывающей Нины.
Она бродила тут же и на все вопросы лишь загадочно улыбалась: мол, ждать осталось недолгого, сейчас все расскажу.
День выдался не очень‑то жарким. И стоило солнцу начать заваливаться в облака над горизонтом, как с озера потянуло прохладной сыростью. Уже изрядно поддатые пансионеры вытащи‑ли из номеров пледы и теплые кофты. Теперь газон пансиона, на котором стояли и сидели, нахохлившись, люди в пледах, напоминал дрейфующую льдину с группой потерпевших кораблекрушение. Было еще достаточно светло, чтобы понять, кто есть кто. Но чтобы разобрать выражения лиц и прочитать эмоции, уже приходилось вглядываться и подходить ближе.
Нина наконец решила, что пора. Народ вокруг нее скучковался, и она произнесла все положенные по такому случаю слова. Как ей будет нас недоставать, как здесь было прекрасно, но все‑таки она сваливает и желает, чтобы всем нам здесь было по кайфу. Словом, обошлась без сенсаций.
Сенсация последовала за ее выступлением. Рядом с Ниной вдруг очутился мой Юрка (возможно, он и прежде топтался рядом с нею, но пока не заговорил, я просто не обращала на него внимания). Юрик попросил собравшихся не разбредаться, мол, это еще не все. И есть вторая новость на сегодняшний вечер: он, Юра, тоже покидает нас в ближайшие дни. Так что эта вечеринка и его «отвальная» тоже.
— Тааак! Вы что, вместе, что ли, уезжаете? Вы что, пара? Вы женитесь? – послышалось с разных сторон.
— Нет, мы не пара, мы не вместе. Но мы одновременно, – кратко объяснился мой бывший товарищ.
— Вот это номер, что же, Юра тебя бросил? – услышала я у себя за плечом и почувствовала, как мой согнутый локоть, выглядывавший из‑под пледа, слегка пожали холодные сильные пальцы. Я оглянулась. Конечно же, это была Алла.
— Скажешь тоже! Как будто между нами что‑то было! – фыркнула я.
— А между вами ничего не было? – Алла пошевелила бровями в знак недоверия.
— А что, было похоже, что между нами любовь до гроба? – съехидничала я и пошагала в сторону.
Честно говоря, меня саму изумил этот неожиданный поворот сюжета, и мне хотелось понять, что происходит. Если я начну приставать с вопросами к Юрке, он еще, пожалуй, возомнит, что я устраиваю ему сцену ревности. Не дождется! Лучше выяснить все у Нины.
Но, похоже, не у меня одной возникли к ней вопросы. Я заметила, что медработник Леночка, которую мы все долгое время считали тайной лесбийской любовью Нины, неуверенными шагами скользит к ней. Видимо, Лена была разочарована по–терять столь преданную поклонницу и тоже хотела сказать ей что‑то тет–а-тет на прощанье. Ха–ха! Может быть, она даже собирается предложить ей отдаться сегодня же ночью? Ведь Лена, конечно, немало думала и фантазировала на эту тему. Имела ожидания. Куда ж денешься от таких фантазий, если каждый день хотя бы один придурок да намекнет тебе, что лично для тебя однополый секс неизбежен?
