Иногда Морозов видел сны. В юности это были женщины, экзамены, какие-то приключения… Потом что-то более предметное. Иногда приятное, иногда не слишком. Но были такие ночи, когда Игорь засыпал — почти мгновенно — и просыпался утром, по звонку будильника. Так, будто и не спал вовсе. Лишь закрыл глаза и открыл снова. Ни снов, ни отдыха.
То ощущение, когда он открыл глаза в проржавевшем корабельном гальюне, было сродни такому пробуждению. Человечество никто никуда не похищал и не возвращал. Просто все в один миг заснули и через много лет проснулись. Но уже в совсем других условиях. И вот тут-то вся шелуха с людей и слетела, вот тут-то человечья натура обнажилась, вылезла наружу.
Кровавая, мерзкая, страшная.
Морозову повезло. Он застрял, смешно сказать, в туалете. И пусть он едва не отдал там концы, зато опоздал к началу спектакля. И это сделало его чуточку другим. Кто знает, выберись он из ловушки сразу, кем бы он стал в новом мире? Нашел бы себя среди бандитов, мародеров, убийц, каннибалов и психопатов? Сделался бы одним из них? Возможно. Нашлись бы «добрые люди», вроде того же Маркела, объяснили бы необходимость. Растолковали бы положение. Они умеют это делать, любители промывать чужие мозги собственными помоями. И ничего этого не случилось бы: ни страшных потерь, ни похода в неизвестность с тремя детьми… Всё, что нужно было — потерять себя.
А с другой стороны… Что он мог предложить этим мальчишкам, которые доверчиво прикорнули около него, большого и взрослого? Какую истину должны они были усвоить, чтобы выжить в бардаке, который теперь стал их миром? Ведь самый простой способ — это оскотиниться, одичать. Жри других, делай все, чтобы не сожрали тебя. А там… будь что будет, в будущее смотреть некогда.
Это самый простой способ.
Но были же и другие. Доктора в клинике, собравшие в себе остатки человечности, чтобы помогать нуждающимся. Может быть, в этом и есть особая людская сила, которую во что бы то ни стало нужно и должно сохранить и поддерживать в себе? Может быть. Только поможет ли это в новом мире?
Игорь поворошил угли.
Мысли снова вернулись в привычную колею. Что делать? Куда идти?
Если везде одно и то же, что можно придумать?
В слухи о том, будто в России все хорошо, Игорь не верил. И раньше говорили, что там хорошо, но почему-то, когда Морозов приезжал в Москву, ему так не казалось. Не нравилась ему Москва. Жить там он бы точно не смог. Ему слабо верилось в то, что в этом огромном муравейнике что-то может быть лучше… Но подспудно зрела мысль: другого варианта нет. Игорь старательно прогонял ее, но мысль возвращалась.
Еще он прикинул, что можно вообще никуда не уходить. Хозяева хутора давно умерли. Место глухое, безлюдное. Почему бы не осесть?
Сделать запасы на зиму, наловить горлиц. Он может научиться ставить силки, попробует охотиться на мелкую дичь. Где-нибудь в округе наверняка есть водоем, а значит, и рыба. Все это можно коптить, откладывать в погреб. Так и зима не страшна. Зачем обязательно надо рваться в город? Зачем стремиться к людям, которые непременно захотят тебя ограбить или сожрать?
Игорь по-новому оглядел хутор, погрузившийся в сумерки. К зиме надо подновить крышу, чтобы не провалилась. Заделать окна. Усилить дверь. А в остальном… Печка на месте, работает. Дровяник почти полный, спасибо прежним хозяевам. Колодец есть, только почистить бы. А зимой можно топить снег, слава богу экологическая обстановка теперь заметно улучшилась…
Морозов даже удивился, как легко находились решения. Казалось, что жить на природе значительно легче, чем выживать в городе.
Он повертел эту идею так и эдак и не нашел отрицательных моментов, кроме одного: в лесу можно было надеяться только на себя. Никто не выручит, если вдруг кончатся припасы, никто не придет на помощь, если он заболеет или сломает ногу. Но и в городе может быть так же. Там вместо помощи могут и последнее забрать под шумок. Ресурсы быстро истощаются, на всех не хватит — это точно. А животноводство — когда еще его удастся восстановить… Жрать крыс или соплеменников? Не слишком радостная перспектива. Здесь он хотя бы сам себе господин. Всё, что поймал — его.
В дом скользнул сквозняк, и свет от горевшей лучинки задрожал, бросая из комнаты длинные тени. Морозову показалось, что из две рей на него кто-то смотрит. Почудился маленький силуэт…
Игорь встряхнулся. Силуэт пропал.
— Засыпаю…
Он осторожно разбудил мальчишек и отвел их в кровать. Укутал одеялами. Пацаны сонно завозились, засопели. Игорь вернулся к костру, забрал кастрюлю с остатками супа, отнес в дом. Поставил на стол и укрыл отмытой еще днем крышкой.
Места на кровати хватило только пацанам, поэтому Морозом устроился на полу. Холодно не было, а к жесткой постели Игорь уже привык.
Сознание уже провалилось в пустоту, как пришла ленивая мысль: вот бы проснуться в прошлом… Игорь открыл глаза. Улыбнулся темноте. Он обратил внимание, что каждый раз, засыпая, неизбежно думает, что проснется не тут, а в прежнем мире. Где есть электричество, вода льется из крана, полно еды, и всё якобы хорошо.
Морозов, наконец, уснул.
Ему снилась стройка, работа, магазины. Снились друзья. Лена не снилась. В этом не было нужды.
Она и так все время была рядом. Ждала…
Утром Игоря ждал сюрприз. Похлебки в кастрюле было гораздо меньше, чем оставалось с вечера.
— Вот тебе раз, — хмыкнул он, открыв крышку. — Это кто тут наведывался?
Когда были живы родители, у них была дача. В недостроенный дом ночью пробрался местный кошак. Полосатая бестия умудрилась вскрыть кастрюлю с напечёнными оладьями и выжрать едва ли не половину. Что интересно, собака все это время продрыхла на кухне и никак на вторжение не отреагировала…
Но тут другое. Вылакать литр супа — куда ни шло. Но крышка-то была прикрыта. Мог ли зверь наведаться на кухню, полакомится, а потом аккуратно прикрыть за собой кастрюлю? Вряд ли.
Впрочем, совершить такое зверь мог. Только имя этому зверю человек.
Ночью Игорь спал довольно чутко, никаких посторонних шумов не слышал. Поскрипывали старые балки, ветер стучался в окно ветвями, но это природа… Мышиная возня на чердаке… Или не мышиная? И что за барсук привиделся ему вчера на крыше?
Пока дети одевались и умывались, Игорь раздул угли в печи, разогрел еду. Потом вышел во двор и, озираясь, долго выискивал в одичавшем огороде что-нибудь на роль салата. Лук и укроп он выдрал еще вечером, а все остальные культурные растения либо безвозвратно одичали, либо были насмерть задавлены своими бескультурными собратьями.
В голове завертелись странные рецепты.
