Глава шестнадцатая
К полудню Гусев застрелил очередного охотника.
Там же, в метро, нарезая круги по кольцевой ветке.
Очки вовремя предупредили его об опасности, Гусев схватился за пистолет, охотник схватился за пистолет, но Гусев успел чуть раньше. Возможно, на какую-то долю секунды.
Пуля попала охотнику в грудь, и его собственный выстрел ушел в молоко, по счастью, никого не задев. Потом Гусев стоял, направив пистолет в глубину вагона, а пассажиры старательно отводили от него взгляды и делали вид, что не замечают ни его, ни молодого парня, истекающего кровью.
На следующей станции Гусев вышел из поезда, перешел на другую ветку и уехал в другой конец города.
Адреналин уже не так будоражил его кровь.
Бояться можно только до какого-то предела. Потом страх уходит, и хорошо, если на его место приходит что-то еще. Мужество. Любовь к родине. Что угодно. Возможно, именно так люди и становятся героями.
Но в случае Гусева на место страха ничего не пришло. Безразличие. Всепоглощающая пустота. Возможно, именно так люди и становятся психопатами.
На страничке Гусева в социальной сети кипела жизнь. Люди ругали его и хвалили, обещали убить и хотели от него детей. Еще люди предлагали еду, деньги, оружие и убежище. Конечно, половину этих сообщений вполне могли оставить охотники, желающие заманить Гусева в незамысловатую ловушку, но он верил, что по крайней мере половина этих предложений помощи является искренней.
Позвонил Макс, сообщил, что шансы Гусева снова выросли до одного к двадцати. Гусев принял эту новость с равнодушием. На самом деле, шансы всегда были пятьдесят на пятьдесят, либо его убьют, либо нет. Остальная математика его не интересовала.
Он вышел на поверхность, купил сигарет, зашел в небольшое кафе и поел, сидя лицом к двери. Забрался на территорию какого-то заброшенного завода. Там, посреди постапокалиптических декораций прямо в черте города, его отыскала очередная тройка охотников. Гусев застрелил кого-то из них, заработал царапину в плече и ушел через систему коллекторов.
В канализации воняло и было полно крыс. Охотники полезли за ним, но потеряли его в туннелях.
Гусев бродил по канализации несколько часов, а потом признался самому себе, что заблудился. Навигатор тут, ясное дело, не брал, да и сам телефон не работал. Гусев выбрал место посуше, уселся и закурил.
Там, наверху, ходили люди. Обычные люди, занятые своими обычными делами, и им было все равно, что где-то под ними сидит и курит Гусев, которого уже второй день, с упорством, достойным лучшего применения, пытаются убить.
А потом Гусев встретил Хомяка.
Хомяк был диггер[12]. На нем были зеленые болотные сапоги, желтые резиновые штаны, желтая резиновая куртка, каска и налобный фонарь. Еще у него был при себе непромокаемый рюкзак и альпеншток. На кой черт ему сдался альпеншток в канализации, Гусев не представлял.
Хомяк пришлепал к Гусеву прямо по трубе, разбрызгивая вокруг себя вонючие сточные воды, и с удивлением уставился на «глок», нацеленный ему в живот.
— Это вот зачем? — спросил Хомяк. — Это ты в меня стрелять собрался, что ли?
Хомяку на вид было лет тридцать, он был худой, сутулый и выглядел совсем безобидным. Гусев отвел пистолет в сторону, но убирать не стал. Времена не те.
— Так-то оно лучше, — сказал Хомяк. — Ты кто?
— Гусев без пальто.
— А я — Хомяк.
— Почему Хомяк?
— Потому что Хомяков.
— Бывает, — посочувствовал Гусев.
— А чего ты тут вообще делаешь?
— Сижу, курю.
— А если в более широком смысле?
— Меня, вроде как, убить пытаются, а я прячусь.
— За что?
— Ни за что.
— Ни за что не убивают.
— Ты, видимо, давно на поверхности не был, — сказал Гусев.
— С утра был, тушенку покупал, — не согласился Хомяк. — И водку. Хочешь водки, Гусев?
— Хочу, — сказал Гусев.
— Тогда топай за мной.
Они пришли в небольшой закуток, где Хомяк держал свой нехитрый скарб. Воняло тут не так сильно, а может быть, Гусев просто привык. Диггер зажег спиртовку, поставил на старый, обшарпанный стол банку тушенки, выложил из рюкзака батон хлеба и бутылку водки. Достал два граненых стакана, откупорил бутылку, набулькал по половине стакана каждому, поставил тушенку греться.
— Вздрогнули.
— За знакомство.
Водка, честно говоря, была так себе, но Гусев все равно почувствовал благодарность.
— Теперь рассказывай, — потребовал Хомяк. — За что тебя пытаются убить?
— О Черной Лотерее слышал?
— Слышал.
— Ну вот.
— А, — сказал Хомяк. — Сколько осталось?
— Часов двенадцать.
— Ну, это ты удачно зашел, — сказал Хомяк. — Я тебя так спрячу, что ни одна сволочь не найдет.
— Спасибо, — сказал Гусев. — Но если за мной придут, могут зацепить и тебя.
— Как придут, так и уйдут, — сказал Хомяк. — Я тут все проходы знаю. Я тебя отсюда в любой конец города вывести могу. Веришь?
— Верю, — сказал Гусев.
— Вот то-то. А по жизни ты чем занимаешься?
— Дворник я. Улицы мету.
— Хорошее дело, — одобрил Хомяк. — Я бы и сам в дворники пошел, но там же люди вокруг.
— Не любишь людей?
— Бесят, — сказал Хомяк. — Я тут ночным сторожем в одной конторе на полставки подрабатываю, и то бесят. А уж улицы мести, по которым они ходят… Брр…
Они выпили по второй, закусили тушенкой и хлебом. По идее, сейчас еда должна была казаться Гусеву особенно вкусной, но этого не произошло. Еда и еда.
Привкус опасности не сделал ее шедевром кулинарного искусства. Витавший в воздухе запах канализации этому тоже не способствовал.
— Ну, и чего ты натворил? — внезапно спросил Хомяк.
— В смысле? — не понял Гусев.
— Чего ты такого натворил, что тебя в Черную Лотерею разыграли?
— Ничего, — сказал Гусев.
— Фигня, — авторитетно заявил Хомяк. — И про метод случайных чисел тоже фигня. Никто просто так вписки не попадает, уж поверь мне. Черная Лотерея — это узаконенные убийства. Идеальный способ расправляться с конкурентами, неугодными или просто кому-то мешающими. Знаешь, сколько стоит фамилию в этот список занести? Дорого это, очень дорого. Ты вот кому мешал?
— Никому я не мешал. Я вообще не местный, — похоже, Хомяк был очередным поклонником теории заговора и во всем видел происки зловещей закулисы.
— А откуда?
— Из криокамеры.
— А, — сказал Хомяк. — Тот самый Гусев?
— Ну да.
Хомяк посмотрел на него повнимательнее.
— «Вторая жизнь», значит? Та еще контора.
