Вот одним из этой тысячи и был Серёжка.
Сперва, когда его поймали на десантном корабле во время перелёта, его для начала выдрали. Просто со зла - такие вот "мстители" всех уже здорово вывели из себя, потому что с каждым была куча хлопот в конечном счёте, а их - хлопот - и так хватало сверх всякой меры. Серёжка сперва возмущённо орал (его в жизни вот так вот... только один-единственный раз, в самом неразумном детстве), потом молча терпел, а, вставая, буркнул: "Я всё равно на фронт убегу."
Но бежать-то бежать, а на "десантнике" ему пришлось лететь до места назначения. До высадки...
...Ох, как же ему стало страшно и тошно, когда с планеты хлынул поток (ему показалось - тысячи, хотя их было всего несколько десятков) раненых! Как бы не страшней, чем в тот день, когда в ничто превратился его родной посёлок. Весь воинственный запал, вся уверенность в себе куда-то подевались начисто. Хотелось забиться под кровать и затихнуть намертво.
Но он не дал себе этого сделать. Да, сражаться его не взяли, но что теперь - струсить?! И он помогал в корабельном госпитале. Целый день помогал - молча, сноровисто, делая, что прикажут и не обижаясь на ругань и даже тычки (скорей, скорей, не так, скорей, вот же безручь!) А на следующий день его вызвал к себе Жалнин.
Полковник только-только поднялся с планеты. Иногда - особенно люди не очень умные или не знающие - думают, что гренадёры на войне в относительной безопасности. Они же только поддерживают огнём тех, кто на самом деле наступает! А на самом деле это глупость настоящая. Потому что приходится идти в наступление вместе с пехотой и танками. И потому, что враги-то знают, что такое гренадёры. Это умные дальнобойные ракеты, поражающие цели где угодно, это снаряды мощных орудий, это маленькие и вроде бы смешные скорострелки, создающие огненные ливни, это установки ложных целей и ещё много такого, без чего потери были бы в десятки раз выше. И враги изо всех сил стараются задавить гренадёров в первую очередь. И никакие голубые береты[14] без гренадёров ничего не могут. Серёжка не был дураком или неучем - он это знал. И книжки читал, и смотрел фильмы, и не только художественные, и занимался на уроках НВП... Только юнармейцем стать не успел.
Жалнин сказал ему, что связался с отцом. И с тётей Машей. И замолчал. А Серёжка тихо, но очень-очень упрямо сказал: "Я всё равно убегу воевать. Я не могу по-другому." "Тётя твоя тебя любит, - продолжал полковник, как ни в чём не бывало. - Просит, чтобы ты вернулся." Серёжка молчал. Возражать ему было нечего, оставалось лишь упрямство. "А отец сказал, чтобы ты сам решал," - закончил полковник.
И Серёжка решил...
...Он представлял себе, как будет убивать врагов - сторков в первую очередь - и мысленно считал, скольких нужно убить за кого из близких. В снах - беспощадных и ясных - он уничтожал врагов, как убивают вредителей в поле. Всех и дочиста. А как иначе?! Они, земляне, не бомбили городов Чужих, не затевали этой войны. Чужие сами пришли и стали убивать.
Надо убить их самих. И всё станет правильно.
И он мстил. Конечно, барабанщик - это барабанщик. Со знаменем (или даже с барабаном) в атаку впереди строя ему не идти, не те времена. Но Серёжка помогал - и не только в госпитале, ему приходилось становиться за рычаг на подачу обойм к 40-миллиметровке на одной из танкеток. И он видел, как его - его, не чьи-то ещё - длинные рыжие трассы выкашивают врагов, рвут в клочья солдат и размолачивают технику. И всякий раз думал: "Вот вам. Вот вам. А вы что думали - только вам можно?" - спокойно и холодно.
И ещё, конечно, он всё-таки был барабанщик. И, когда он бил в барабан в оркестре, ему казалось, что именно он посылает в бой с врагом земную армию.
А бой значил месть...
...Как это ни странно, но одновременно с боями приходилось ещё и учиться. Включают лекции - и соизволь готовиться, потому что на лекциях-то можно хоть спать, никто не контролирует, а вот вечером кто-то из офицеров обязательно проверяет, как приготовлены задания. Вживую, не увильнёшь и не обманешь. Сперва Сергею это казалось глупым до невозможности. Но потом он вдруг подумал: а ведь никогда-никогда он не собирался стать военным. Мечтал - да. Но не собирался. А хотел он стать... да, он же строителем хотел стать. И - Сергей обнаружил это с удивлением - и хочет. По-прежнему хочет. А какой строитель из неуча? Про военного и говорить нечего...
А ещё ему было грустно смотреть на разрушенные здания, дома сторков. Местные - туземцы - их ненавидели и при каждой возможности старались сжечь, взорвать, развалить. И, хотя землянам прощали практически всё, глядели на них, почти как на добрых богов, но их стремления поменьше разрушать - не понимали. Ну, это-то ясно, для них всё, сделанное сторками, было символами рабства.
А всё-таки это были красивые дома. Может, немного однообразные: башня с тремя ответвлениями, возле неё несколько длинных строений с низкими крышами и резными коньками, стена (иногда просто символическая, декоративная), ещё несколько домов... но при всём внешнем однообразии в каждом доме жила душа тех, кто его строил. Поэтому, наверное, радовавшийся смертям врагов Серёжка грустил, когда видел развалины. Их вокруг было множество.
И ещё. Серёжка никому в этом не признавался, потому что за такое признание можно было и в госпиталь загреметь... но ему казалось несколько раз - вот сейчас он повернёт за угол, и там будет зелёная калитка из тонких планок, и за нею, среди густых струй сладковатого вкусного запаха, мама будет готовить в большом блестящем тазу варенье на живом огне. Варенье из так хорошо принявшейся в их огороде земляники... Это ощущение приходило так сильно и властно, что он даже не злился на шедшее следом разочарование - мгновения уверенности, что вот сейчас, ещё миг - и... всё искупали...
...Он и в этот день сразу после праздника ходил по развалинам. Далеко от крепости, разумеется - у сторков уже оказалось несколько трофейных снайперских винтовок, а технические возможности мастерских крепости позволяли наладить и производство копий; хорошо ещё, что винтовка - это не снайпер сама по себе, а навыки стрельбы из такого оружия у сторков были утеряны давным-давно, как говорил старший оружейник полка капитан Зимин. Точнее, Серёжка ходил по почти целому кварталу, где даже длинные зелёные с золотыми прожилками листья на тонких качающихся красноватых ветках уцелели, не пожухли от огня и не осыпались. Окна домов были выбиты, но следов боёв не было нигде - видимо, квартал успели эвакуировать. А может, выселили в лагерь уже наши. В лагере для пленных, хоть он и был рядом совсем, даже рядом с лагерем, Серёжка не был ни разу. Их там ещё и кормили, этих гадов. Кормили, защищали, вместо того, чтобы всех перебить. Вообще всех. Чтобы не было их на свете...
