— И правильно показалось, — ответил я, стараясь четко обозначить свою позицию.
Отец кивнул:
— Я понял. Адама Силвермана мы тоже не станем трогать, если только он не начнет болтать.
Внутри у меня все оборвалось — они знают об Адаме.
— Гм… он абсолютно безвреден. Я серьезно. Он ведь не виноват, что я рассказал ему все…
Отец поднял руку:
— Я же сказал, что мы оставим его в покое. К тому же, если ты захочешь освоить что-нибудь новое, он сможет помочь тебе в этом. Как тебе такая идея?
Да, Адам мог бы обучить меня любым научным премудростям. Но сейчас мне очень нужно остаться с ним наедине на некоторое время, чтобы рассказать обо всем, что произошло со вчерашнего дня.
Отец положил мне на ладонь маленький фонарик и открыл ящик под кухонной раковиной.
— В ЦРУ есть множество устройств, которые помогают обнаружить «жучки», но я хочу научить тебя приемам старой школы. Представь, что ты оказался где-то совершенно один и все, что у тебя есть, — это содержимое твоих карманов. Только то, что обычно имеет при себе человек.
— И?
Он засунул голову под раковину, и я сделал то же самое.
— Здесь может пригодиться твой опыт работы в спортзале. Однажды, когда мне поручили проверить президентский номер в отеле «Плаза», я обнаружил взрывчатку в водопроводной трубе. Или ее подложил кто-то из агентов Секретной службы, или я нашел то, что они пропустили.
Что ж, мой отец действительно намного круче, чем я мог предположить. Хотя он и страшный лжец!
Холли пришла на нашу вечеринку не одна — она привела с собой Адама.
— Честно говоря, я не ожидал тебя здесь увидеть, — прошептал я ей на ухо, помогая снять пальто. — Мне показалось, что отец напугал тебя.
Она улыбалась, но все равно выглядела очень взволнованной.
— Страх и любопытство не исключают друг друга.
— Я чувствую то же самое, — еле слышно прошептал Адам.
Когда днем у меня выдалось несколько свободных минут, я отправил ему по электронной почте несколько отсканированных страниц, где с помощью его кода объяснял, как мне удалось освоить придуманный им суперсекретный способ связи. Мне потребовалось немало времени, чтобы записать все подробно, ничего не напутав в процессе кодировки. Так что, узнав подробности, о которых я не мог сообщить Холли, он вполне мог быть напуган даже больше, чем она.
— Неужели ты здесь живешь? — сказала Холли, оглядывая прихожую. — Не проведешь для меня экскурсию?
— Да, конечно.
Я взял ее за руку и провел через гостиную, в которой толпилось не меньше двадцати гостей с бокалами в руках. Из всех присутствующих я знал только доктора Мелвина, шефа Маршалла и Дженни Стюарт. Откуда были все остальные люди, я не имел представления.
— Ух ты, и все они агенты? — тихо, чтобы никто не услышал, поинтересовался Адам.
Я пожал плечами и продолжил показывать Холли квартиру, а Адам завел разговор с доктором Мелвином.
Я не был уверен, захочет ли Холли посмотреть мою комнату, поэтому оставил ее напоследок.
— Зайдешь ко мне? — осторожно спросил я.
— Да, конечно, — с улыбкой отозвалась она. — Очень интересно взглянуть на комнату тинейджера из богатой семьи, который не в ладах с законом.
Рассмеявшись, я распахнул перед ней дверь:
— Я ведь уже объяснил, что не совершал никакого преступления.
Хотя я видел тебя в будущем без одежды. И в этом нет ничего страшного!
— Знаю, это я тебя дразню. — Холли огляделась по сторонам и повернулась ко мне: — Самая обычная комната.
— Ну разумеется. Все, что свидетельствует о моей ненормальности, я храню в другом месте. — Я взял ее за руку, и наши пальцы переплелись. Холли покраснела и сделала шаг назад. — Я пошутил.
Она улыбнулась:
— Дело не в этом. Просто… есть кое-что еще.
— Что такое?
— Хорошо, я расскажу тебе, — начала Холли и отвела глаза в сторону. — У Джаны есть теория. Она считает, что второй поцелуй отличается от первого, потому что… ты его ждешь, но при этом еще не чувствуешь себя абсолютно комфортно со своим парнем.
Я изо всех сил сдерживался, но все равно расхохотался. Так вот в чем ее проблема? Холли слегка толкнула меня, и я засмеялся еще сильнее.
— Извини, Хол. Я решил, что ты переживаешь о чем-то серьезном. И рад, что все оказалось так просто.
— Просто для тебя, наверное? — спросила она.
— И я помогу тебе разобраться с этим. Холли, я ничего не жду. Делай что хочется, если ты по-другому не можешь. И не ищи других оправданий.
— А ты не мог бы… поцеловать меня сейчас, и покончим с этим? — тихо и неуверенно попросила она.
Я пожал плечами:
— Нет, извини. Принуждение — это не мой стиль. Твой ход, партнер, — произнес я, имитируя южный акцент Дженни Стюарт, который сегодня вечером сменился британским.
Розовые щеки Холли стали пунцовыми, и она потянула меня к двери:
— Пойдем посмотрим, что там делает Адам.
— Выходит, тебе не страшно идти по перекладине качелей в трех метрах от земли, а меня поцеловать ты боишься?
Меня очень забавляла эта ситуация, и теперь я понимал, какой серьезный путь предстоит пройти Холли, прежде чем она станет той девушкой, с которой я познакомлюсь два года спустя.
— Позже, — с улыбкой произнесла она.
— Я ведь уже сказал — только если ты действительно этого хочешь.
Она повернулась ко мне спиной и направилась вперед по коридору.
— Хочу.
— Во сколько ты должна быть дома? — спросил я у Холли, когда все гости разошлись. Мы с ней были одни в телевизионной комнате. Адам немного перебрал шампанского, так что мы помогли ему добраться до моей комнаты и уложили на кровать.
Холли покраснела:
— Я… сказала маме, что останусь у Джаны. Мне показалось, раз Адам уже вырубился…
— То есть ты хочешь остаться здесь на ночь? — удивился я.
— Извини, я, наверное, поторопилась. Если хочешь, я могу поехать домой. — Холли начала подниматься, но я потянул ее назад к себе.
— Или… ты можешь остаться.
— Ты не возражаешь? — спросила она и прикоснулась ладонью к моей щеке. У меня была всего секунда, чтобы кивнуть, а потом она поцеловала меня, настолько наклонившись вперед, что мне пришлось лечь на спину.
Несколько минут я вообще ни о чем не мог думать, но потом был вынужден остановиться и перевести дыхание. Холли лежала сверху, запустив пальцы мне в волосы, и целовала меня в шею. А моя рука уже ласкала ее под платьем. В этот момент я заставил себя вспомнить, что со мной Холли «ноль-ноль семь», а не девятнадцатилетняя Холли, у которой так сильно было развито чувство ответственности, что она не позволяла себе поддаваться внезапным порывам. Другими словами, я не мог уговорить ее сделать что-либо, если она сама не была на сто процентов уверена в правильности своего поступка. А вот Холли «ноль-ноль семь» совсем другая.
