— Судя по тому, что мне на этот счет попадалось, специально я ничего не искал, — заметил Маран, — интернаты возникли как-то вдруг. Сразу. По логике вещей они должны были распространиться постепенно, но как будто нет. Похоже на волевое решение.
Тигран усмехнулся.
— Ты уловил суть дела. Это и было волевое решение. Писать о подобных вещах у нас, к сожалению, не очень любят. Конечно, если б ты занялся выяснением подноготной, то докопался бы, секрета тут нет. И тем не менее… Развивать в темпе интернатскую систему стали вовсе не ради повышения рождаемости, хотя и это было, так сказать, ожидаемым результатом. Дело в другом. В первой половине прошлого века подростки стали совершенно неуправляемы. Огромными толпами они бродили по улицам и по малейшему поводу или без оного устраивали… не знаю даже, как это назвать. Беспорядки, погромы? Жгли машины, били витрины, уничтожали товары, грабили магазины. Это еще так-сяк, потом пошли драки, нападения на прохожих, в какой-то момент вошли в моду ножи и кастеты. Когда начали ловить ребят с огнестрельным оружием, стало ясно, что проблему надо решать глобально. Истоки ее были, в общем, понятны. Большие города, чрезмерная свобода и, главное, недостаток воспитания. Следствие занятости родителей. Когда дети предоставлены самим себе, нечего ожидать от них готовности к самоконтролю, а ведь способность к самоконтролю и отличает цивилизованного человека от дикаря, контроль общества и государства не может заменить самоконтроль. Словом, появились интернаты. Впрочем, появились не то слово, они существовали давно, в одних странах больше, в других меньше. Но обычную школу не подменяли. Ну и…
— Ну и? — спросил Маран.
Тигран хмыкнул.
— Ну и проблему воспитания решить более-менее удалось.
— А рождаемость повысилась?
— На какое-то время. Потом опять упала.
— Почему?
— На этот раз, наверно, из-за ослабления связей между родителями, особенно, матерями, и детьми. Это сложная проблема, и если в том, что касается традиционной семьи, человек имеет опыт тысяч поколений, в современном состоянии общество пребывает недавно и опыта, по сути дела, накопить не успело. Понадобится немало лет, если не веков, чтобы во всем разобраться.
— А у вас есть еще дети, кроме Наи? — полюбопытствовал Дан.
Шеф намек понял.
— Нет. Но они были бы, если бы мать Наи, моя жена, не умерла, когда Наирочке было семь лет.
— Извините, — смутился Дан.
— И умерла она от болезни, от которой даже тогда почти никто не умирал. Я был на Япете, пока добрался до Земли, ее уже похоронили. И больше я не женился. Может быть, потому что я человек старомодный и не понимаю современных союзов, когда он летит в систему Веги, ей предлагают на Венере или Меркурии работу, о которой она, видите ли, мечтала всю жизнь, никто поступаться своими интересами не желает, и так и живут… Конечно, и естество берет свое, будь то на Веге или на Венере… Так, извините, какого черта? Преходящее и постоянное это разные категории, выбирайте одну и не пытайтесь совмещать.
— Вместе работать все-таки возможно, — возразил Дан. — Если очень захотеть.
— Ну да, если она полетит за ним, куда угодно, как твоя Ника… или, наоборот, он за ней, как ты? — Он лукаво улыбнулся. — Но и это имеет пределы, по себе знаешь. А я к тому же всегда работал в таких местах, куда очухавшееся от похмелья эмансипации человечество женщин не допускает.
— Человечество? Это мужчины решили и запретили женщинам рисковать, — сверкнула глазами Наи. — Демократия по-мужски.
Железный Тигран рассмеялся.
— Почему же? Голосовали все, и мужчины, и женщины. Я сам тогда был мальчишкой, но цифры помню. Проект поддержали девяносто шесть процентов мужчин и почти семьдесят — женщин.
— Все равно, — упрямо сказала Наи. — Нечестно лишать человека права испытать себя там, где он хочет.
— А кто вас лишает? Есть исключение — на личное усмотрение командира экспедиции, миссии и тому подобное.
— Конечно! И ты пустишь женщину, например, в подземелья Япета?
— Я не пущу. Можешь считать меня ретроградом, если хочешь. Не пущу, и все.
— Правильно, — вдруг вмешался Маран. — Нельзя позволять женщинам рисковать собой. Риск — дело не женское.
Дан сразу догадался, о чем он подумал, но промолчал. Как ни странно, промолчала и Наи, не стала спорить, только внимательно, отцовским взглядом, оглядела Марана и встала.
— Пойду посмотрю станцию, папа. Как я понимаю, они еще провозятся.
Она пошла к двери. Дан невольно проводил ее взглядом, поймав себя на этом, смутился, но тут перехватил взгляд Марана. Маран тоже смотрел ей вслед. Значит, не показалось, в этой девушке было нечто особенное. Сочетание редкой женственности с несомненной душевной силой?
— Она будет работать на станции? — спросил Дан, обернувшись к шефу.
— Наи? У нее просто свободный период. Вообще-то у Наи абсолютно земная специальность, она арт-историк. Хотя теперь трудно отделить земное от неземного… — Он ткнул в сенсор и сердито осведомился: — Ну что, готово наконец?
— Еще полчаса… Нет, сорок минут… Сорок пять! — ответил умоляющий голос, и шеф зловеще объявил:
— Час! Но передай Петерсу, если через час я услышу еще одну просьбу об отсрочке, он отправится за своим предшественником. Что вы там, плясали на компьютере? — Он стукнул кулаком по столу и буркнул: — Нашли время для неполадок!
— Компьютеры отказывают редко, но всегда не вовремя, — сказал Дан. — Закон Мэрфи. Не помню, какой.
Шеф посмотрел на него неприветливо, и Дан слегка струхнул, но, к счастью, дверь открылась, и в каюту заглянула Наи.
— Папа, там закончили перевод радиоматериалов с Торены. Можно, я послушаю с вами? Не помешаю?
Она только успела переступить порог, как раздался мелодичный сигнал вызова.
— Шеф, радиоматериалы с Торены, — сообщил незнакомый Дану голос… новичок?.. — Включать?
— Включай.
В комнату ворвался шелест, шорохи, треск… Эфир Торены. Потом выделился низкий, поставленный голос, произнес несколько слов, и почти сразу на шум эфира наложился перевод.
«Говорит „Латания-фонор“! Говорит „Латания-фонор“! Вчера вечером и сегодня утром к нам обратилось множество слушателей с просьбой прокомментировать вчерашнее краткое сообщение. Наш сотрудник встретился с Пагом и попросил лидера мировой науки о движениях высказать свое мнение по поводу известных вам событий. Итак, говорит Паг. — Перевод на минуту прервался, и послышался густой размеренный бас. „Голос молодой“, — шепнул Марану Дан, на что Маран шепотом же ответил: „Ему не меньше семидесяти“… — День добрый. Вы задали мне нелегкую задачу. Прокомментировать факты — но где они, эти факты? Мне известны всего два. Первый — вчерашний взрыв на полигоне в Бакнии. Взрыв исключительной мощности, но это единственное, что о нем пока можно сказать. Второй факт. В разгаре вечерней программы визора Бакнии центральное вещание вдруг прерывается, через несколько минут включается снова, и на экранах визор-приемников появляется Маран. Это само по себе необыкновенное событие, ведь мы помним, что после безнадежной попытки демонтировать бакнианскую диктатуру, избежав мести последователей Изия только благодаря взрыву негодования снизу, Маран был выслан правительством Лайвы в Дернию, откуда и исчез. Высказывались предположения, что его убили или схватили наемники Лайвы. Так что его появление тоже нуждается в комментариях, но это уже не моя компетенция. Теперь о его сообщении. Он не назвал оружие, о котором шла речь, но было ясно, что он имеет в виду то, о чем я писал в своем обращении к народам, то есть оружие, основанное на использовании глубинных движений веществ, назовем его для краткости „глубинным“. При взрыве устройства, основанного на подобном принципе, действительно должны образоваться субстраты, продуцирующие феномен А. Вполне логично и то, что возникнет облако, содержащее такие субстраты, которое будет переноситься ветром, а его составляющие могут выпасть на землю с осадками. Конечно, логичность какого-либо утверждения еще не доказательство его достоверности. Но судить о природе взрыва сейчас мы можем только по его последствиям. Ближайшие два-три дня покажут, была ли это какая-то мистификация или героическая попытка облегчить участь населения районов, попавших в зону действия глубинного оружия в силу небрежности или неумения организаторов взрыва. Что касается меня, я склоняюсь ко второму, исходя из того, что мне известно о Маране, как о личности. Я не верю, что он способен на мистификации дурного толка. Увидим. Но боюсь, что в ближайшие дни мы станем перед фактом, значение которого трудно переоценить. А именно: смертоносное оружие в арсенале государства, ведущего оголтело-агрессивную внешнюю политику.
