своей работой! Конечно же, я хочу похвастаться, поделиться. Впервые у меня появилась публика. Я думала, уж вы-то поймёте. Ведь у нас симпозиум. Кстати…
Она встала и прошла к одной из цистерн. Раздался пронзительный скрип – Старший Инженер принялась откручивать металлическую крышку. Открыв бак, она покопалась в его глубинах и извлекла наружу целую охапку уже знакомых наростов, похожих на те, что росли по всему её телу.
– Во время пиршества полагается есть, – сказала она, выкладывая добычу на стол. – Конечно, я вегетарианец, поэтому угощение соответствует. В этом месте быстро отучиваешься есть мясо.
Полынь схватила со стола кусочек и попробовала его надкусить. У еды оказался удивительный, совершенно незнакомый вкус и аромат – чуть горький, но всё же аппетитный.
Джоз с искажённой гримасой смотрел, как она жуёт плоть неизвестного происхождения.
– Что это? – с отвращением спросил он.
– Грибы, – ответила Старший Инженер. – Должны же у меня быть личные проекты. Я тоже хочу премии и гранты.
Она потыкала пальцем в наросты на своём лице, каждый раз выбивая из них облачка светящейся пыли:
– Грибы являются популярными кандидатами для симбиоза. А человеческое тело может послужить отличным субстратом для мицелия. Мёртвое. С живым телом возникают проблемы. Глубокие микозы, отравления токсинами, разрушение живых тканей вегетативным телом гриба… Вызванная этим невыносимая боль. Но что, если субстрат бессмертен? Ситуация меняется кардинально.
Сара склонилась к столу и понизила голос; он зазвучал напряжённо и пылко:
– Сколько мучительных заболеваний и состояний может соседствовать в наших бессмертных телах? Перспективы для развития безграничны. Теперь мы способны прожить все четыреста тысяч лет Кали-Юги, создать совершенное тело, совершенное вместилище для разъярённого бога, который спустится сюда, чтобы разрушить наши тела и выпустить Ад, накопившийся внутри, который растворит всю Вселенную… И цикл запустится снова.
Она выпрямилась и со вздохом уселась на уже изрядно помятый контейнер.
Полынь тщательно прожевала кусок гриба, после чего склонилась к Джозу и прошептала:
– Что будем делать?..
– Мы всё ещё можем следовать плану, – прошипел в ответ он; а вслух сказал следующее: – Госпожа Доктор, ты явно знаешь очень многое о мире. У меня есть один важный вопрос. Существует ли Главкон? Действительно ли он прикован на дне Котлована?
Старший Инженер помедлила с ответом.
– Существует, – повторила она, – очень подходящее слово. Старый упрямец продолжает влачить своё бессмысленное существование. Конечно, у него нет выбора. Но он не сдаётся – и это является для меня загадкой.
– Ты знаешь, где он? – нетерпеливо спросила Полынь.
– Конечно, знаю. Ведь он мой начальник.
Джоз отпрянул от стола, выставив перед руку-кирку:
– Ты слуга Главкона?!
– Ну почему сразу слуга, – обиженно ответила Сара. – Коллега. Сотрудник. Подчинённая. Конечно, если бы он соизволил выполнять свою руководящую функцию. Но ему это, кажется, больше не интересно.
– Мы хотели бы увидеться с ним, – твёрдо сказал Джоз.
Полынь затаила дыхание. Сама того не заметив, она схватила его за руку, и теперь сжимала её – отчаянно и нервно, как будто свою последнюю защиту.
Долго, слишком долго медлила Сара с ответом – или, может быть, прошла всего лишь секунда.
– Да, конечно, – пожала плечами она, – почему бы и нет.
– Но когда?..
– Прямо сейчас. Следуйте за мной.
Сад Старшего Инженера остался позади. Они снова вернулись в Плёнку, но теперь их путь шёл только вниз, никуда не сворачивая.
Сара натянула свой бочкообразный шлем обратно, и теперь старалась идти осторожнее. Она плотно прижала руки к телу и передёргивалась каждый раз, когда случайно задевала стены или потолок пещеры.
С каждым шагом воздух становился влажнее и жарче. Плоть окончательно утратила хотя бы отдалённую схожесть с частями человеческого тела. Теперь в окружающем хаосе нельзя было различить ни отдельных мышц, ни костей; сплошная густая масса, пронизанная кровеносными сосудами, поддерживала на своей поверхности россыпь слепых, яростно вращающихся глаз, которые проносились мимо в бурном вихре. Плёнка текла, не останавливаясь ни на секунду.
Не умолкая ни на секунду.
Бессмысленный щебет, шёпот и треск сотен и сотен раззявленных ртов накатывал оглушительными волнами, от которых хотелось яростно хлопать по ушам ладонями, кричать, скрипеть зубами самому – что угодно, чтобы перебить невыносимый шум.
Даже вездесущие пузырьки, накапливающие в себе светящийся гной, отказывались вырастать на бурной, сошедшей с ума плоти. Темноту рассеивали только тускло сияющие грибы на теле Старшего Инженера и мерцающий огонёк на конце трубы, сжатой в её руках.
Казалось, что тоннель превратился в бушующую чёрную воронку – стоит только оторвать ноги от пола, и ты упадёшь в неё; казалось, что это падение сквозь хаотичную, орущую тьму будет длиться вечно.
Но Сара наконец остановилась.
– Дальше я не пойду!.. – прокричала она. – Он впадает в дурное настроение, когда видит меня. Я напоминаю ему о прошлом!..
Она с трудом оторвала от плеча целый пласт светящихся грибов и сунула их в руки Полыни.
– Для обратного пути!.. Заблудиться тут невозможно, но без света бывает страшновато!
Полынь благодарно кивнула; перекричать плоть она даже не стала и пытаться. Объем лёгких у Старшего Инженера явно был побольше.
Сара качнула шлемом в ответ, развернулась и скрылась в трепещущей тьме.
Бесконечно долгое время Полынь не могла сдвинуться с места, словно тонны и тонны плоти, окружающей её со всех сторон, навалились на плечи и пригвоздили её к полу. Мысли разметало в клочья паническим страхом. Она не должна была приходить сюда, здесь ей не место, никому здесь не место…
Её руку сжали тонкие, но крепкие пальцы.
Джоз поднял её кисть к своему лицу; в сфере тусклого света, испускаемого грибами, показалась его улыбка. Увидев это, Полынь невольно улыбнулась в ответ. Они прижались друг к другу и уставились на голубое мерцание – словно потерянные дети у жалкого костерка.
Стук сердца замедлился. Вскоре Полынь смогла сжать руку Джоза в ответ. А затем они шагнули вперёд.
И окунулись в тишину.
Плёнка словно не решалась наполнять округлую пещеру своими песнями. Бездумная трескотня ртов всё ещё слышалась позади, но этот гул казался тишиной на фоне того, что пришлось пережить в тоннеле. Бесчисленные глаза и рты крутились в молчаливом танце, вплывая в грот и выплывая обратно. Единственной неподвижной частью оставалось лицо.
Сморщенное и уродливое, оно торчало из стены на высоте человеческого роста – словно кто-то попытался выйти в пещеру прямо из Плёнки, но устал и уснул, как только удалось пропихнуть голову. Немое и неподвижное, оно казалось чужеродным объектом, попавшим в глубины Котлована случайно.
В остальном пещера была совершенно пуста.
– Ну что, идём дальше? – понизив голос, спросила Полынь.
Лицо распахнуло глаза.
– Молодые люди, здесь вам не музей, – сварливо сказало оно.
От неожиданности Полынь чуть не вскрикнула.
– Главкон!.. – воскликнул Джоз; то ли выругался, то ли обратился к голове.
– Можешь звать меня Петером, – ответило лицо. – Петер Эстергази. Вы ведь ещё используете имена, правда? Или полностью перешли на клички?
– Ты не узнаешь наши истинные имена, премерзкий…
– Его зовут Джосайя, – перебила Джоза Полынь. – А меня… Меня – Полианна.
Джоз что-то недовольно пробурчал, но возражать не стал.
Лицо на стене прикрыло глаза; некоторое время оно беззвучно шевелило губами, после чего заговорило вслух:
– Пока ещё имена. Пока ещё не докатились до собачьего лая. Зачем же вы пришли на самое дно Котлована?
Джоз нетерпеливо шагнул вперёд:
– Главкон, мы пришли к тебе, потому что по твоей вине создан этот ужасный мир!
– Вы что, моя совесть? Эта вакансия уже занята очень трудолюбивым работником.
– Мы пришли, чтобы задать вопросы!
– Студенты, что ли? – лицо закрутилось на месте, словно попыталось размять несуществующую шею. – Терпеть не могу студентов. Ладно, задавайте.
Джоз на мгновение задумался. «Спроси его, где выход!..» – наполовину прошипела, наполовину подумала Полынь. Он чуть улыбнулся – как будто уловил послание прямо из её головы.
– Почему мы здесь? – спросил он у Петера. – Почему мы не выходим?
– Почему? Я знаю, почему я здесь. Почему ты здесь? Ответь ты, и отвечу я.
– Я… Меня сбросили сюда те, кто живёт наверху. За то, что попытался делать то, что правильно. Попытался защитить
