была его жена Мириам, когда ему сообщили о твоей гибели. Клянусь, это не я!
Тогда кто же?
– И вообще, захоти я украсть твой кодекс, то зачем бы я напялил маску?
– Чтобы я не знал, что меня предает лучший друг.
– Да не я это, хочешь, поклянусь? – Александр ищет, чем бы поклясться. – Клянусь головой моей дочери!
Знаю, он серьезно относится к клятвам, а дочь для него – всё. У него искренний вид. Я обвиняю его, не имея никаких доказательств, опираясь только на знание о нем в двух эпохах.
Напряжение спадает.
Раздается взрыв, еще более мощный, чем прежние.
– Взорвалось совсем близко, – определяет тоном знатока Менелик. – Наверное, парочку домов придется поднимать из руин.
– Выходит, мира этой стране не видать? – спрашивает Мелисса, чтобы сменить тему.
– Что поделать, если раздорам уже больше шести тысяч лет! – вздыхает Менелик. – Не удивлюсь, если они уже записаны в генах у жителей региона. Месть, желание захватывать, обращать в свою веру, грабить, убивать, насиловать… Хетты, ассирийцы, филистимляне, набатеи, вавилоняне, персы, египтяне, греки, римляне, турки, франки… Все они без конца сходились в поединках на этой арене под названием «Израиль» – наверное, по той причине, что это – единственная перемычка между Африкой и Азией.
Если не он, то кто?
Вслух Рене говорит:
– Если это не ты, то кто же?
– Наверняка кто-то из остальных семи тамплиеров, потому что о существовании пророчества было известно только нам девятерым.
Рене вяло протирает стекла своих очков в позолоченной оправе, он уже успокоился и чувствует себя опустошенным. Трое, державшие его за руки, видя, что он угомонился, отходят.
Новый взрыв.
Из динамика звучит тирада на иврите.
– Наши дроны пытаются засечь место пуска, но новые пусковые установки иранцев смонтированы на джипах и все время перемещаются. Идет соревнование между теми, кто забрасывает нас ракетами, и преследующими их дронами. К тому же иранцы делают ставку на количество. Они наштамповали тысячи ракет, и «Хезболла» полна решимости пустить в ход их все.
– Это не прекратится, пока они не выпустят все ракеты? – пугается Мелисса.
– Во всяком случае, нам придется провести еще какое-то время под землей, – вздыхает Менелик.
Кибуцники вокруг них занимаются хозяйственными и разными другими делами, чтобы отвлечься от мрачных мыслей перед отходом ко сну. Пожилые играют в шахматы, в покер и в бридж, молодежь – в мяч, в пинг-понг, в настольные игры. Многие включили ноутбуки, подсоединив их к розеткам, и слушают в наушниках музыку, не обращая внимания на соседей.
Оделия проверяет содержимое своей драгоценной шкатулки и с облегчением убеждается, что пчелиная матка никуда не делась из своей восковой капсулы.
– При прошлом обстреле ракета уничтожила целый сектор ульев, – сетует она.
В углу детишки смотрят по телевизору мультики, их смех резко контрастирует с напряженностью в другой зоне убежища, где по телевизору идет другая программа, непрерывно передающая пугающие новости.
Видно, что эта ситуация им привычна. Война уже загнала их под землю.
– Если хотите, можете воспользоваться wi-fi, – предлагает Менелик Рене.
Тот включает на смартфоне французские новости, но в них нет ни слова о происходящем здесь.
Мелисса, подсев к отцу, помогает ему поменять повязку.
– Ты сделал это или нет? – шепотом спрашивает она.
– Ничего я не делал, честное слово! Ты должна мне верить.
– Я тебе верю, папа. Дождусь, чтобы Рене успокоился, и поговорю с ним.
До Рене долетает их шепот.
Сейчас ему больше всего хочется побольше узнать о загадочной последней главе, выходящей за пределы его собственных познаний. С этой целью он опять отлучается в туалет.
Сальвен мертв. Но его дух, как видно, возродился и последовал пророчеству. Значит, я должен перейти к следующей жизни. Должен открыть дверь номер 28.
Уже через считаные секунды дух Рене оказывается в коридоре с пронумерованными дверями. Там он для очистки совести пытается открыть дверь 27, но это ему не удается.
С этим явлением он уже сталкивался в ходе своих предыдущих опытов: эпизод из одного из своих прежних воплощений нельзя просмотреть дважды. Это как кино с одним-единственным дозволенным просмотром.
Что ж, с номером 27 покончено. Прощай, Сальвен.
Идем дальше.
Он останавливается перед дверью номер 28 и открывает ее. Переступив через порог, он закрывает дверь за собой.
Снова он попадает в густой туман – средство для постепенного привыкания к древней жизни.
Он смотрит на свои руки – они белее и изящнее, чем руки Сальвена.
На руках почти нет волос. Неужели я – женщина? Но ногти обкусаны, ни тебе кольца, ни браслета…
Я молодой мужчина-европеец, поэтому кожа у меня почти такая же нежная, как у женщины.
На нем черная кожаная обувь. Продолжая себя разглядывать, он различает зеленые штаны и коричневый китель.
Сознание Рене, вселившееся в новое тело, постепенно осваивается с новым внешним обликом. Он ощупывает свое лицо. Ни бороды, ни усов, зато длинные, почти до плеч, волосы.
Он силится вспомнить свое имя, эпоху, место, где живет. Но ничего не вспоминается.
У Рене смутное ощущение, что в руке у него длинная железяка.
Меч?
Туман рассеивается, и он опознает в железяке шампур. Он в кухне, нанизывает на шампур цыплят. Рядом с ним молодой человек фарширует травами тушку кролика. Люди вокруг тоже заняты приготовлением кушаний. Это Средние века, люди вокруг него имеют западный облик, помещение пропитано запахом всевозможных блюд на разных стадиях приготовления.
– Что-то ты замешкался, Эврар! Витаешь в облаках?
К нему обращается мужчина, судя по виду, он здесь главный.
Итак, меня зовут Эврар, я работаю на кухне.
Эврар принимается с удвоенной прытью нанизывать на шампур цыплят, потом корчит гримасу, бросает шампур, сжимает ладонями виски.
– Перепил вчера, что ли? – спрашивает его парень, фарширующий кроличьи тушки.
– Нет, просто очень странное чувство… Скажи мне, где мы сейчас и какой сегодня день?
– Ты шутишь? Нынче 14 апреля 1291 года. Мы в цитадели Сен-Жан-д’Акр, готовим ужин для тамплиеров, собравшихся этажом выше.
63. Мнемы. Под знаком Рыбы
При римском владычестве евреи-традиционалисты упорно призывали к бунту. Среди них все больше сторонников собирал вокруг себя предсказатель по имени Йоанан. Это встревожило царя Иудеи Ирода Антипу, который, боясь народного восстания, повелел его пленить и обезглавить.
К последователям Йоанана принадлежал некий Иешуа, что по-древнееврейски значит «спаситель». После гибели Йоанана он сам начал проповедовать. В качестве символа и знака признания он использовал рыбу. Он обличал римских захватчиков и иудейских жрецов, приспособившихся из страха или слабости к римскому гнету. Иешуа схватили, предали суду и распяли в 33 г.
Ревностному гонителю учеников Иешуа по имени
