коротким мечом, и они вдвоем пускаются вдогонку за вором по улочкам Иерусалима.
Это ночь полнолуния, но улицы совершенно пусты. Сальвен и Дебора ловят звуки шагов вора и преследуют его, не приближаясь.
Вор в маске не заметил преследователей. Он направляется в северную часть города, минует площадь, где торгуют скотом, сворачивает за угол и поднимается к церкви Святого Дамиана.
Человек в маске входит в низкий дом. Сальвен и Дебора делают то же самое. В комнате горят свечи.
Незнакомец стоит к ним спиной. При звуке шагов он кладет кодекс на стол и хватает арбалет. Оставаясь в злой маске, он резко оборачивается и направляет на них свое оружие.
– Верни мне кодекс! – требует Сальвен, не скрывая негодования.
Дебора потихоньку отодвигается в сторону. Человек в маске, не говоря ни слова, целится из арбалета в рыцаря.
– Это мое, – произносит более спокойно Сальвен и смело делает шаг к столу, на котором лежит кодекс.
Из-за маски у незнакомца пугающе шумное дыхание. Он загораживает кодекс собой и наступает на Сальвена, заставляя его пятиться. Рыцарь оказывается спиной к стене, но не бросает меча. Немного поколебавшись, он решает рискнуть и кидается на врага. Тот спускает курок.
Нет, только не это! – мысленно восклицает присутствующий при этой сцене Рене.
Стрела арбалета медленно, как в кино с замедленной съемкой, начинает полет. Ничто не может прервать ее полет, наконечник нацелен Сальвену в грудь.
Он пронзает ткань, кожу, грудину и глубоко вонзается в сердце магистра тамплиеров.
Рыцарь де Бьенн таращит от удивления глаза, открывает рот для последнего выдоха, падает навзничь и… умирает.
Лицо Рене, запершегося в туалете кибуцного бомбоубежища, такое же изумленное, как у Сальвена, когда тот расстался с жизнью: зрачки расширенные, рот разинут, брови высоко подняты от неожиданной встречи со смертью.
Нет, нет, нет! Не может быть…
На минуту он застывает.
Потом он шевелит одним пальцем. Рука ходит ходуном. Он шевелит бровями, ощупывает себя, чтобы понять, в каком теле находится. Услышав удары сердца, он убеждается, что жив, и для пущей верности часто дышит.
Он вспоминает свое имя, время, место, где находится, но все еще пребывает в шоке от смерти Сальвена.
Этого не может быть. Этого не могло произойти. Не хочу, чтобы это произошло. Не так скоро. Не тогда, когда я еще могу приобрести знания о событиях после третьей мировой войны.
Рене не шевелится, он оглушен грянувшей бедой.
Невероятно! Я прежний имел доступ к информации, неведомой мне теперешнему… Надо хорошенько над этим поразмыслить. Будущий я периода следующих двадцати лет, возможно, даже я ближайшего будущего, Рене-34 или Рене-35, имевший доступ к этим сведениям о будущем, сумел дописать то, что диктовал ему я сам?
Остается вопрос: почему тот, кем я стану, этот гипотетический Рене-34, не помогает мне больше узнать о будущем?
Ответ не заставляет себя ждать.
Наверное, он считает, что я должен преодолеть некие этапы и только потом получить эти знания. Как ребенок, который не будет стараться, если сразу его поощрить. При этом Рене-34 снабдил информацией Сальвена, чтобы она попала в «Пророчество о пчелах»…
Он продолжает ломать голову.
Что, если это будущее зависит от моих теперешних поступков? В зависимости от моих действий этот Рене-34 продиктует то или иное описание 2101 года…
Да, я определю своими поступками, какой будет продиктованная Рене-34 последняя глава! Вот почему я еще не знаю этой последней главы. Еще ничто не предрешено…
Взрыв очередной ракеты наверху кладет конец его летаргии. В его голове всплывает имя, следом возникает ужасное подозрение.
ГАСПАР! ВОТ КТО УБИЛ САЛЬВЕНА!
Рене встает, покидает туалет и торопится к походной койке, на которой сидит в задумчивости Александр. Он бросается на него и валит на пол.
– Ты заплатишь мне за это, негодяй! – кричит Рене, отбросивший почтительное «выканье», к которому прибегал раньше, когда обращался к бывшему своему научному руководителю.
Никто не успевает вмешаться. Пользуясь эффектом неожиданности, Рене не дает Александру сопротивляться и хватает его за горло.
Александр багровеет, он уже задыхается. Рене, черпающий силы в своем гневе, легко отражает его слабые попытки защититься.
– Признайся, что это ты! – вопит Рене.
Александр пытается что-то пролепетать, но попробуй, скажи что-то отчетливое, когда тебя душат!
– Признайся, что это ты меня убил!
Мелисса пытается помочь отцу, но тщетно. Вмешиваются трое мужчин, они разжимают Рене пальцы и разнимают двух сцепившихся французов.
Александр хрипит.
– Ты убил меня из арбалета! Сам называл его оружием трусов, тем не менее применил его против меня! – бушует Рене.
Видя, что напавший никак не успокоится, троица крепко его держит. К нему кидается Мелисса.
– Что на тебя нашло, Рене?
Она поворачивается к отцу и помогает ему восстановить дыхание.
Рене, которого держат за руки израильские кибуцники, с жаром отвечает:
– То и нашло! «Его» бывшая инкарнация убила «мою» бывшую инкарнацию, чтобы похитить «мое» пророчество!
Молодая женщина старается охладить страсти:
– Если я правильно тебя поняла, Рене, и если допустить, что во всем этом есть смысл… Даже если бы это был он, то есть «бывший он»… если это он убил «бывшего тебя», то, согласись, нельзя обвинять нынешнего человека в делах его старых воплощений.
– Он проник в дом под покровом ночи! В маске! Чтобы меня обокрасть! Да еще поджег дом! А потом выстрелил в меня в упор!
– Понятия не имею, о чем ты говоришь… – стонет Александр, восстановивший дыхание.
– Лжец! Зачем маска, если не бояться, что тебя узнают?
Рене никак не перестанет гневаться, он пытается вырваться.
– Прекратите, оба! – кричит Мелисса. – Забыли, где мы находимся и что творится? Наверху ракетный обстрел, а вы тут устроили драку из-за вымыслов о прежних жизнях! Можно со смеху умереть!
– Она права. Хватит скандалить, вы оба! – говорит некто, владеющий французским. – Не забудьте, что это из-за вас наш кибуц закидали ракетами. Где ваша совесть?
Израильтянин коротко объясняет происходящее на иврите соседям по убежищу. Теперь многие смотрят на драчунов с осуждением.
Оба профессора истории чувствуют, что окружающим претит их агрессивность.
– Что здесь стряслось? – спрашивает Менелик, подъезжая к ним в своем инвалидном кресле.
Рене как будто успокоился, и трое израильтян отпускают его.
– Он меня убил, – повторяет он и, пользуясь возвращенной ему свободой, опять вцепляется в горло Александру. Его оттаскивают.
– Клянусь тебе, это не я, – говорит Александр.
– Разве не «твой» Гаспар прокрался ко мне ночью и стащил «мой» кодекс? В тот самый момент, когда меня убили, ты медитировал. Ты им руководил!
– Я действительно был с Гаспаром, но при нем
