– Хочешь сказать, это кооперативная игра? – с насмешливым недоверием спросил Гэри. – Боже ты мой.
– Кооперативная игра.
– Что? – Ты изменишь курс, вернувшись из спальни.
– Когда обе стороны могут выиграть. Я только что вспомнила, это называется кооперативная игра.
– Точно! – скажешь ты, записывая название на ноутбуке. – Спасибо, мама!
– Похоже, я все-таки знала, – замечу я. – Все эти годы с твоим отцом не прошли даром.
– Я знала, что ты знаешь, – скажешь ты. Внезапно порывисто обнимешь меня, и твои волосы будут пахнуть яблоками. – Ты лучшая.
– Луиза?
– М-м? Прости, я отвлеклась. Что ты сказал?
– Я спросил, что ты думаешь о нашем мистере Хосснере?
– Предпочитаю о нем не думать.
– Я тоже пробовал игнорировать правительство, вдруг оно куда-нибудь денется? Не делось.
В подтверждение слов Гэри Хосснер продолжил болтать:
– Ваша непосредственная задача – обдумать то, что вы узнали. Искать любую зацепку, которая может нам пригодиться. Есть ли хоть какие-то указания на то, чего хотят гептаподы? Что они ценят?
– Надо же, а нам это и в голову не пришло, – сказала я. – Немедленно приступим, сэр.
– Самое печальное то, что именно этим нам и придется заняться, – ответил Гэри.
– Вопросы есть? – спросил Хосснер.
Заговорил Бургарт, лингвист зеркала в Форт-Уорте:
– Мы много раз проходили это с гептаподами. Они утверждают, что явились сюда наблюдать и что информация не продается.
– Они хотят, чтобы мы так думали, – ответил Хосснер. – Но посудите сами, как это может быть правдой? Я знаю, что время от времени гептаподы ненадолго перестают общаться с нами. Возможно, это тактический маневр. Если завтра мы перестанем общаться с ними…
– Разбуди меня, если он скажет что-то интересное, – сказал Гэри.
– Я как раз хотела попросить тебя о том же.
В тот день, когда Гэри впервые объяснил мне принцип Ферма, он упомянул, что почти любой физический закон можно переформулировать как вариационный принцип. Но когда люди думают о физических законах, они предпочитают причинные формулировки. Я это понимала: все физические характеристики, которые люди считали интуитивными, вроде кинетической энергии или ускорения, являлись свойствами объекта в конкретный момент времени. И это соответствовало хронологической, причинной интерпретации событий: один момент проистекал из другого, причины и следствия порождали цепную реакцию, которая тянулась из прошлого в будущее.
Напротив, физические характеристики, которые считали интуитивными гептаподы, вроде «действия» и других вещей, определяемых интегралами, имели смысл только в сочетании с периодом времени. И это соответствовало телеологической интерпретации событий: наблюдая за событиями на протяжении периода времени, ты понимал, что существует условие, которое должно быть выполнено, цель, состоящая в минимизировании или максимизировании. И чтобы добиться этой цели, требовалось знать начальное и конечное настояние, требовалось знать следствия, прежде чем запустить причины.
Это я тоже начинала понимать.
– Почему? – снова спросишь ты. Тебе будет три.
– Потому что пора спать, – снова скажу я. Нам удастся вымыть тебя и нарядить в пижаму, но на этом дело застрянет.
– Но я не хочу спать, – заскулишь ты. Ты будешь стоять у полки, вытаскивая видеокассету, – твоя последняя тактика спасения из спальни.
– Не важно, тебе все равно пора в постель.
– Но почему?
– Потому что я твоя мама и так сказала.
Я действительно это скажу? Господи, кто-нибудь, пожалуйста, пристрелите меня.
Я подниму тебя и под мышкой отнесу в постель, ты будешь жалобно хныкать, но меня будут тревожить только собственные переживания. Все детские обещания, что я буду давать здравые ответы, когда стану матерью, что буду относиться к своему ребенку как к разумной, мыслящей личности, окажутся пустышкой: я превращусь в свою мать. Я могу сопротивляться, но ничто не остановит мое скольжение по этому длинному кошмарному склону.
Можно ли действительно знать будущее? Не предполагать, а знать, что произойдет, с абсолютной уверенностью и конкретными деталями? Однажды Гэри сказал мне, что фундаментальные законы физики симметричны относительно времени, что нет физической разницы между прошлым и будущим. С учетом этого кто-то может сказать: «Да, теоретически». Но если выражаться более конкретно, большинство ответит «нет» из-за свободы воли.
Мне нравилось воображать аргументы против в духе фантазии Борхеса: представьте женщину, стоящую перед Книгой времен, хроникой, в которой записано каждое событие, прошлое и будущее. Хотя текст фотографически уменьшен по сравнению с полноразмерным изданием, том все равно огромен. С увеличительным стеклом в руке женщина листает тонкие как паутина страницы, пока не находит историю своей жизни. Находит место, описывающее, как она листает Книгу времен, и следующую колонку, где перечислено, что она будет делать дальше: на основании информации из Книги поставит сотню долларов на скаковую лошадь по имени Бесшабашный и выиграет в двадцать раз больше.
Мысль поступить именно так приходит ей в голову, но, будучи спорщицей по натуре, она решает вообще ни на кого не ставить.
Вот в чем проблема. Книга времен не может ошибаться; этот сценарий основан на предпосылке, что человек получает знание о настоящем будущем, а не одном из возможных. Если бы это был греческий миф, обстоятельства заставили бы женщину подчиниться судьбе, как бы она ни сопротивлялась, однако мифические предсказания славятся своей туманностью. Книга времен же весьма конкретна, а заставить женщину сделать ставку описанным в ней способом невозможно. В результате рождается противоречие: Книга времен по определению права, но что бы в ней ни говорилось, женщина может выбрать другой поступок. Как примирить эти два факта?
Общепринятый ответ – никак. Книга времен не может существовать логически именно по той причине, что ее существование приведет к вышеупомянутому противоречию. Ну хорошо, Книга времен может существовать – при условии, что читатели ее не увидят; она хранится в особой коллекции, и к ней никого не допускают.
Наличие свободы воли означает, что мы не можем знать будущее. А нам известно, что свобода воли существует, потому что мы с ней сталкивались. Воля – неотъемлемая часть сознания.
Или нет? Что, если знание будущего меняет человека? Пробуждает в нем ощущение безотлагательности, обязует поступить именно так, как он и поступит?
В тот день перед уходом я заглянула в кабинет Гэри.