И над всем этим в комнате сверкало и переливалось легкое, яркое и нарядное, хрустящее какими-то вкусными льдинками облачко нежно-розового цвета, которое собравшиеся создавали вместе — оно, как Маша догадалась, было их разговором.
Сидящие на диванах то и дело отвлекались от этого розового пушистого облачка, чтобы незаметно вдыхать жизнь в свинцовую тучу и облако колючей манной каши — словно какие-то безумные стахановцы, по нескольку раз в минуту перебегающие из одного цеха в другой. Причем по особой густоте и мерцанию облаков Маше было ясно, что в розовое и пушистое, о котором говорят, не верит никто, а вот в свинцовое и колючее, о котором молчат, верят все — хотя на самом деле было не очень понятно, зачем собравшимся верить или не верить в облака, которые они сами прямо здесь же и создают.
Потом Маша заметила еще одну удивительную вещь — у каждого из сидящих перед камином было свое отдельное личное облако.
Личные облака были полупрозрачными и бледными, похожими на тени, и увидеть их можно было только приглядевшись. Маша поняла, что это тайные мысли, не всегда ясные до конца самому думающему.
Например, у мужчин личные облака казались угрожающе направленными друг на друга. Рыжеусый как бы смыкал вокруг лыжника острые щипцы, собираясь со временем перекусить ему шею, а лыжник сгущал над его головой нечто вроде кувалды, которая должна была неожиданно расплющить ему голову. Однако компаньоны то и дело забывали о делах, и тогда их личные облака начинали принимать форму девушек, сидящих рядом — только в очень неприличных позах.
Личные облака девушек были бледнее и проще. Они больше всего напоминали растекающийся птичий помет с темной катышкой в центре.
Маша вдруг с изумлением поняла, что знает, о чем думают девушки.
Одна хотела выпить сладкого орехового ликера, который очень любила, но стеснялась заказать. Другая (неловкая в красном платье) прикидывала, как бы заставить рыжеусого, на коленях у которого она сидела, купить ей присмотренное в ювелирной лавке кольцо. Третья, отбрасывая со лба льняную челку, размышляла, как не показать уродливую родинку в промежности, когда наступит время «Х».
Маше стало стыдно подглядывать за чужими мыслями, которые она с каждой секундой понимала все лучше. Она перенесла внимание на розовое облачко разговора — и услыхала хриплый мужской голос:
— Еще шампанского?
Оказывается, с помощью ангельского зрения можно было даже слышать.
Вдруг разноцветные облака исчезли. Маша поняла, что видит собравшихся так же, как раньше — без всякого звука и смысла: перед ней была просто расслабленная веселая компания, пьющая у камина.
— Что случилось? — спросила она.
— Хватит, — сказал ангел. — Мы здесь все-таки по делу. Если ты будешь за ними следить, то придешь в нездоровое возбуждение и обо всем позабудешь.
— А о чем мне надо помнить?
— Скоро откроется канал воплощения. Тебе надо будет отправляться в путь.
— Удобная вещь небесное зрение, — сказала Маша.
— Так только кажется, — ответил ангел. — Без него мир намного красивее и интереснее. И выглядит куда чище.
— А как оно работает? — спросила Маша.
— Оно видит сделанные из слов мысли, — сказал ангел. — Ну все, больше не отвлекаемся.
Маша увидела, что рыжеусый уже поднялся с дивана и ведет девушку в красном платье к леснице на второй этаж, которая начиналась у огромного окна.
Когда они исчезли наверху, Маша пожалела, что больше не может пользоваться небесным зрением. Ей хотелось узнать, что случилось со свинцовым облаком, соединявшим двух мужчин — разорвалось ли оно на два отдельных жернова, или вытянулось до второго этажа. Но спрашивать было поздно. Ангел сказал:
— Приготовься!
Перед Машей появилось подобие светящегося обруча. Заглянув в него, она увидела длинный розовый коридор, в конце которого что-то загадочно и нежно мерцало.
— Тебе туда, — сказал ангел. — Как только ты окажешься внутри, я помогу родителям завершить твое создание.
— А это больно?
— Да нет. Сначала ты как бы заснешь. А вынырнешь уже в Лос-Анджелесе.
И вдруг, совершенно неожиданно для себя, Маша сказала:
— Я не хочу.
— Почему? — изумленно спросил ангел.
Маша замялась.
— Не знаю. Как-то мне тоскливо и страшно. И не хочется никуда отсюда уходить…
— Может быть, — сказал ангел недоверчиво, — у тебя успели появиться какие-то желания, которые привязывают тебя к этому месту?
Маша немедленно ухватилась за такую возможность.
— Да, — сказала она. — Я хочу узнать, что случилось с этим черным свинцовым облаком.
— С каким облаком?
— Когда я смотрела небесным зрением, у этих двух мужчин был общий свинцовый воротник. И мне ужасно интересно, что с ним стало, когда они разошлись по разным этажам.
— У нас нет времени, — сказал ангел. — Совсем.
— А иначе я никуда не пойду, — упрямо заявила Маша. — Дай посмотреть.
— Ну что ж, — сказал ангел. — Как желаешь…
Комната исчезла, потом возникла снова, и Маша поняла, что опять видит мир небесным зрением.
Все выглядело почти как раньше: девушки вязли головами в колючей манной каше, а над столом порхало хрустящее облачко разговора, крайне зыбкое от того, что в него никто не верил. Но было одно изменение, которое Маша заметила только через несколько секунд.
Свинцовый жернов на шее у лыжника не разделился надвое и не поменял форму — он остался в точности таким, как прежде. Но вместо рыжеусого в нем теперь была зажата его бледная копия, очень похожая на труп. Вокруг него колыхались мысли лыжника — большей частью непристойные ксерокопии девушек, все еще сидящих рядом. Ксерокопии были прозрачно-бледными и напоминали души утопленниц.
Маше захотелось увидеть рыжеусого. Она подумала, что небесное зрение вполне может проникать сквозь потолок и стены, и подняла взгляд.
Так и оказалось.
Девушка в красном платье (задранном теперь до самых лопаток) и рыжеусый (без штанов, но все еще в пиджаке, из-под которого выбился непристойно взлетающий при каждом ударе бедер галстук) были прямо над ней. У рыжеусого на шее висел огромный испанский воротник, в котором застряла восковая копия лыжника, маятником взлетающая и опадающая в такт процессу.
Потом рыжеусый притормозил, склонился над крестцом своей подруги и стал делать что-то непонятное.
— Все, — сказал ангел, — проглядела ты свое счастье…
Маша опустила взгляд и поняла, почему ангел загрустил: на месте мерцающего розового коридора появился круг темно-коричневого цвета, при одном взгляде на который делалось ясно, что он не ведет никуда вообще.