Он послушался. Я осторожно обработал рану водкой.
— Больно… — дернулся Кроха, пытаясь оттолкнуть мою руку.
— Терпи, малыш. Я еще должен тебя перебинтовать.
— Спасибо тебе, Ной.
— Не за что, малыш, не за что… Ну, вот и все…
Андрей снова склонился над диваном, спросил встревожено и зло:
— Кто это сделал, Кроха?
— Лео… говорит… деньги вернуть надо… Кис много должен, да?.. Это все из-за меня…
Рыжий передернул плечами, нахмурился.
— Ты поспи, Кроха. Мы обсудим все завтра, договорились? Слушай, — парень повернулся ко мне, — помоги мне его раздеть…
Вместе мы стянули с мальчика свитер и джинсы. Андрей достал откуда-то одеяло, укутал им Кроху и кивнул в сторону двери.
— Наверное, лучше, если он будет спать в своей кровати? Я взял Кроху на руки.
— Наверное… Ты давай, разбери там постель… Только свет не включай!
Рыжий быстро прошел вперед. Комната Крохи оказалась второй слева по коридору. Здесь в темноте на потолке мерцали голубые звездочки. В сочетании с оранжевыми отблесками уличного фонаря их мигание производило удручающее зрелище. По обе стороны от окна — узкие кровати. Стол, стул, книжные полки, видавшая виды гитара.
— Есть хочешь? — спросил Андрей после того, как я уложил мальчика в кровать.
— Хочу.
— Кухня налево, а потом направо… Иди, я только дверь прикрою, — Андрей усмехнулся. — Дует, знаешь ли.
Налево, а потом направо. Первая же дверь, в которую я ткнулся, оказалась входом в жилую комнату. Девственно чистый письменный стол, за которым, уверен, давно никто не сидел. Ворох одежды на диване, незаправленная кровать, распахнутые дверцы шкафа. Книжные полки от пола до потолка. Плакаты на стенах. Я задержался на пороге на секунду. Вздохнул. Дом. Я скучал по дому.
— Не туда! — крикнул сзади Андрей. — Это наша с Маратом комната, а кухня дальше…
— Большая квартира…
Я никогда не обманывался насчет истинных размеров родительского дома, однако он был самым большим в поселке, и мы с братом втайне гордились этим. Только пройдясь по квартире Крохи, я осознал, в какой тесноте мы там жили. Я изо всех сил старался не выглядеть удивленным, но, похоже, получалось не очень-то.
— Да, большая… Дом-то старый, сейчас строят по-другому.
Поворот направо. Две белые двери заперты на щеколды — кладовки, вероятно. Третья дверь разрисована потрясающими воображение вазами с фруктами, бутербродами, кастрюльками и сковородками, полными дымящихся кусков то ли мяса, то ли чего-то еще… Дверь в кухню, короче говоря.
— М-м-м… — заметил я, разглядывая художественные порывы чей-то голодной души.
— Я рисовал, — гордо сказал Андрей, появляясь из-за моей спины. Щелкнул выключатель. Я на мгновение зажмурился от яркого света и рыжих волос Андрея. У нас редко рождаются рыжие, а уж такого кошмара я вообще никогда не видел.
— А… — многозначительно сказал я. — Слушай… м-м… а где у вас можно… руки помыть?
— Руки? Ванная напротив. Туалет рядом.
Пахнущее лимоном мыло и горячая вода в водопроводном кране показались мне лучшим достижением человеческой цивилизации. Я тер руки, смывая с них городскую грязь, и рассматривал свое отражение в висевшем над раковиной зеркале. Волосы потемнели и сильно отросли. Чтобы вернуть им первоначальный цвет, требовалось много времени и много мыла, а стричь было нечем, да и не хотелось. Футболка, подаренная отцом всего три месяца назад, стала тесной в плечах. Я улыбнулся сам себе, прищелкнул белыми, крепкими зубами. Я взрослел, и мне это нравилось…
Когда я вернулся на кухню, Андрей что-то тщательно перемешивал в сковородке. Он уже успел надеть старую фланелевую рубашку с закатанными по локоть рукавами и теперь почему-то был похож на растрепанного рыжего голубя.
— Мы сегодня ничего не готовили, — сказал Андрей, плюхнув сковородку в центр большого квадратного стола. Протянул мне вилку. — Картошка вчерашняя. Да ты садись, не стесняйся.
Я выбрал место поближе к окну. Второй этаж — это почти на земле. А к людям лучше не поворачиваться спиной даже при солнечном свете и на своей территории.
Некоторое время мы молчали, занятые поглощением картошки. Я старался есть медленно, чтобы не показать, насколько на самом деле был голоден. Андрей, впрочем, похоже, думал о чем-то другом.
— Кис меня убьет, — сказал он, убирая пустую сковородку в раковину.
— Кто?
Зафырчал и щелкнул выключателем чайник. Андрей достал две большие синие чашки, задумчиво заглянул в них. Потом поставил на стол.
— Кис. Мой брат. Старший.
— За что убьет?
— Я не встретил Кроху из школы… У меня… м-м-м… было назначено свидание… Не стоило, конечно, оставлять пацана одного на улице в такое время…
— Не стоило, — спокойно согласился я.
Андрей тоскливо вздохнул.
— У тебя есть старший брат?
— Старшего нет. Только младший.
— Ну, тогда считай, тебе повезло. Старший брат — это самый страшный кошмар, который может случиться в жизни. В моей уже случился… Родители назвали его Васькой, вот и получился Кис. Кис… Кис платит за обучение Крохи. И за лечение тоже… Черт, он у нас за все платит! Потому что ему двадцать два, он наш опекун и может официально работать. А тут еще… Впрочем, тебя это не касается.
С этим я не спорил. Меня здесь ничего не касалось. Человечьи проблемы — это только человечьи проблемы. Меня больше волновал кипяток, который Андрей разливал в чашки. Я думал о том, как давно я не пил настоящего, заваренного на лесных травах, чая. Да с тех пор, как я ушел из дома, я вообще ничего не пил, кроме топленого снега. И он, между прочим, вовсе не казался мне нектаром. Просто выбирать было не из чего.
Горячий чай расслабляющими струйками разливался по телу. Нужно было уходить, но уходить-то как раз и не хотелось.
— Значит, вас здесь четверо живет? Четыре брата?
— Ну, вообще-то, мы не совсем братья.
— Не совсем? А что, так бывает?
— Бывает по-всякому, — рыжий пожал плечами. — Братья только я и Кис. Кроху привел он. Наши родители летели вместе с его мамой на самолете. Самолет разбился… Кису тогда уже исполнилось восемнадцать, поэтому он взял на себя опекунство. А Марат — мой друг. Мы раньше вместе учились. Он жил с бабушкой, бабушка умерла, а квартира вдруг оказалась чужой, и его выгнали. Ну, я и забрал его к нам. Здесь точно лучше, чем в детдоме. А нам ведь все одно — что трое за столом, что четверо. Понимаешь?..
Это я понимал. Я только не знал, что такое «опекунство» и ни разу не видел самолета ближе, чем на высоте полета орла. Но заострять внимание на такой мелочи сейчас явно не стоило.
